— Мадама? — спросил один из них. — Ты что здесь делаешь?
— Ищу Кулати.
― Зачем тебе колдунья?
Видно, рабочий диапазон Кулати был шире, чем у Чундана. Она оказалась еще и колдуньей.
— У меня к ней дело, — ответила я. — И вообще мне всегда нужны пророки, волшебники и колдуны.
— Это хорошо, — сказал панья. — Значит, и ты без них не можешь обойтись?
— Не могу, — подтвердила я.
— Тогда иди туда, вверх по склону. Она там с женщинами собирает кофе.
Солнце уже стояло высоко в небе, от зелени поднимались жаркие испарения. Кусты кофе бесконечно тянулись куда-то вверх. Деревья, разбросанные по плантации, почти не давали тени. Я вышла в какую-то совершенно безлюдную часть плантации и остановилась передохнуть у дерева. Здесь царила тишина, и только откуда-то снизу изредка долетали до меня приглушенные расстоянием голоса работавших. Ветви дерева, низко опущенные, почти касались разросшихся кустов кофе, на которых гроздьями зеленели созревшие зерна. Хамелеон проскользнул между кустами, на мгновение замер и исчез где-то в корнях дерева. Зелень кустов и ветвей, переплетенных между собой, почти не пропускала солнечных лучей, и поэтому здесь царил полумрак. Вдруг послышался какой-то шорох, я обернулась, и передо мной в зелени ветвей, органически сливаясь с ней, возникло лицо.
Темное, зловещее. Небольшие глаза смотрели пронзительно и умно из-под вьющейся шапки волос, спадавших на узкий лоб. Я невольно отступила. Из ветвей появилась узкая темная рука и поманила меня скрюченным сухим пальцем.
— Ты кто? — шепотом спросила я.
Видение приложило палец к толстым губам и приглашающе кивнуло зловещей головой. Ничего не оставалось, как последовать за ним. У видения кроме рук и головы оказались быстрые босые ноги и туловище, завернутое в кусок белой ткани, как у панья. Теперь впереди меня по тропинке стремительно шагала обычная женщина, мелко перебирая босыми ногами. Она шагала молча, изредка оглядываясь назад, как бы проверяя, иду ли я за ней. И когда она оглядывалась, ее лицо оставалось таким же, каким я увидела его первый раз. Зловещим.
Откуда-то из-за кустов раздался стон. Женщина остановилась, сделала шаг в сторону и снова поманила меня пальцем. Я обошла куст и увидела Черанги, сидящую на земле. Черанги раскачивалась и стонала, держась за колено. Колено распухло и посинело.
— Господи! — сказала я. — Черанги, что с тобой?
— Ой, мадама… — сквозь слезы улыбнулась Черанги. Но улыбка получилась какая-то жалкая и беспомощная.
— Молчи! — властно приказала женщина-видение. ― И ты молчи! — повернулась она ко мне.
Мы с Черанги замолчали. Женщина опустилась перед Черанги и завладела ее коленом. Черанги только всхлипывала временами от боли. Женщина терла колено, постукивала по нему, шептала, плевала через правое плечо, плевала через левое плечо. И даже в какой-то момент своего действа поплясала над пострадавшей Черанги. Потом снова начала тереть колено. Ладонь ее двигалась все медленнее и медленнее и вдруг внезапно сжалась, как будто она что-то поймала.
― Теперь смотри, — сказала женщина-видение и раскрыла ладонь.
На светлой коже ладони лежал обыкновенный волос.
— Ты думаешь колено твое болело оттого, что ты упала? — строго спросила она Черанги. — Нет!
И она вдруг рассмеялась тихо и зловеще.
— Потому что внутри ноги был этот волос. Теперь я вынула его оттуда, и ты сможешь ходить.
Черанги поднялась на ноги и, прихрамывая, сделала несколько шагов.
― И правда! — обрадованно сказала она.
― Ты Кулати? — осенило меня.
Женщина повернулась ко мне, посмотрела пронзительно и изучающе. Тихо, растягивая как-то слова, заговорила:
— Да, я Кулати. Великая колдунья племени панья. Я все могу. Я могу говорить с богами и пророчествовать. Я все знаю. Я знала, что ты ищешь меня, и вышла тебе навстречу. Я могу лечить болезни. Любую болезнь я высосу из человека и сплюну. И больше он не будет болеть. Только я могу это делать.
Я слушала Кулати и верила в то, что только она может «сплюнуть» болезнь. Ни один из наших врачей «сплюнуть» болезнь не может. Им, видно, не хватает кулатиного образования. Образования великой колдуньи и великой актрисы. Ибо спектакль, который она устроила, чтобы продемонстрировать мне свое искусство, отличался незаурядным актерским и даже, я бы сказала, режиссерским мастерством.
Как всякая актриса, Кулати любила фотографироваться. Что такое фотография, она уже знала до меня. Я сняла ее один раз, но этого Кулати показалось недостаточно. Все полдня, пока я была на плантации, она появлялась передо мной и каждый раз с новыми серьгами. Нет, она не просила ее фотографировать. Она просто все время была в поле зрения, гордо и независимо поводя очередной парой новых серег, заимствованных у подружек. И я оценила скромную ненавязчивость великой колдуньи панья.