Те же самые аргументы, которые ниже будут проанализированы подробнее в связи с историей дискуссии о невозможности экономического расчета при социализме, могут быть использованы для обоснования идеи австрийцев о том, что в экономике теоретически невозможны точные предсказания (т.е. с точным указанием места, времени и имеющие конкретную, эмпирическую природу). Наука не может ничего знать о завтрашних событиях, потому что они зависят главным образом от знаний и информации, которые предпринимательски еще не порождены, а потому и узнать их еще невозможно. В экономике возможны в лучшем случае общие прогнозы тенденций, которые Хайек называет структурными предсказаниями (pattern predictions). Такие предсказания носят исключительно качественный и теоретический характер и могут относиться, самое большее, к возникновению рассогласованности в общественной жизни вследствие институционального принуждения (интервенционизм и социализм) в отношении рынка.
Кроме того, следует помнить, что во внешнем мире нет непосредственно наблюдаемых, объективных событий. В соответствии с субъективистским подходом австрийской школы в экономической науке объекты исследования — это просто идеи людей о том, что они делают и к чему стремятся. Такие идеи недоступны для непосредственного наблюдения, а могут быть выведены на основе интерпретации исторических событий. Для истолкования социальной действительности, представляющей собой историю, для начала нужно иметь теорию, а еще необходимо ненаучное суждение о значимости (Verstehen, или понимание). Это суждение не является объективным и у разных историков может быть различным, что делает историю подлинным искусством.
Наконец, австрийцы исходят из того, что эмпирические явления подвержены постоянным изменениям, вследствие чего в социальных событиях нет ни констант, ни параметров, а только «переменные», так что традиционная цель эконометрики и любой версии позитивистской методологической программы (от самого наивного верификационизма до наиболее изощренного попперовского фальсификационизма) достижима с большим трудом, если вообще достижима. В отличие от неоклассиков, вдохновляемых позитивистским идеалом, экономисты австрийской школы стремятся развивать свою дисциплину в духе априоризма и дедуктивности. Сюда входит весь арсенал логическо-дедуктивных умозаключений, основанных на самоочевидном знании (аксиомы, подобные самой субъективной концепции человеческой деятельности, основные элементы которых являются плодом либо интроспекции и личного опыта ученого, либо считаются самоочевидными, потому что их невозможно оспорить, не вступая в противоречие с самим собой) (Hoppe 1995; Caldwell 1994, 117—138). Согласно австрийцам, без этого теоретического арсенала ни попытки дать последовательное и адекватное истолкование массы сложных исторических явлений, образующих социум и на первый взгляд кажущихся бессвязными, ни описание истории прошлого или разработка видов на будущее (миссия предпринимателя) не могут рассчитывать даже на минимальный успех. Отсюда идут та значимость, которую австрийцы в целом придают исторической науке, и их попытки не допустить ее смешения с экономической теорией и установить корректное соотношение между этими дисциплинами (Mises 1957; Мизес 2007).
Для обозначения неоправданного применения методологии естественных наук в области общественных наук Хайек использует термин «сциентизм» (Хайек 2003). В мире природы существуют константы и функциональные связи, допускающие применение математического языка и проведение количественных лабораторных экспериментов. Но в экономической теории — в отличие от физики, инженерного дела и естественных наук — австрийцы не видят функциональных зависимостей (и, следовательно, никаких функций спроса, предложения, издержек или любых других). Напомним, что в математике, согласно теории множеств, функция — это просто взаимно однозначное соответствие между элементами двух множеств, «исходным множеством» и «множеством образов». Учитывая врожденную творческую способность людей постоянно порождать и открывать в каждом предложенном наборе обстоятельств новую информацию относительно целей, к которым стремятся, и средств, которые считают возможным использовать для достижения целей, то становится очевидным, что в экономической науке отсутствуют все три элемента, необходимые для возникновения функциональных зависимостей: а) элементы исходного множества непостоянны и не заданы; б) элементы множества образов непостоянны и не заданы; и самое главное, в) соотношение между элементами двух множеств не задано и к тому же постоянно меняется благодаря деятельности и творческим cпособностям людей. Поэтому австрийцы утверждают, что в экономической науке использование функций требует допущения о неизменности информации, что полностью устраняет главного героя каждого социального процесса — человека, наделенного врожденной предпринимательской способностью к творчеству. Великая заслуга экономистов австрийской школы состоит в том, что они продемонстрировали, что путем чисто логических рассуждений можно разработать всеобъемлющую экономическую теорию, включающую концепции времени и творчества (праксиологию), и обойтись при этом без функций и допущений о постоянстве, которые не сочетаются с творческой природой людей, являющихся единственными подлинными главными героями социальных процессов и объектом экономических исследований.
Даже самым видным неоклассическим экономистам пришлось признать существование важных экономических законов (подобных теории эволюции и естественного отбора), которые не допускают эмпирической верификации (Rosen 1997). Австрийские теоретики особенно подчеркивали, что эмпирические исследования не способны стимулировать развитие экономической теории. В лучшем случае эмпирические исследования способны предоставить исторически обусловленную информацию об определенных результатах реальных социальных процессов, но они не могут дать информации об их формальной структуре, знание о которой и является предметом исследований в области экономической теории. Иными словами, статистические и эмпирические исследования не могут дать теоретического знания. (Вера в обратное, как мы увидим, есть именно та ошибка, которую совершили представители немецкой исторической школы в XIX в., а сегодня повторяют экономисты неоклассической школы.) Кроме того, как показал в своей нобелевской речи Хайек, зачастую агрегированные показатели, которые могут быть измерены с помощью статистических методов, не имеют теоретического значения, и наоборот — многие концепции первостепенной теоретической важности не допускают измерения или эмпирического применения (Hayek 1989).
Главные критические замечания австрийских экономистов в адрес неоклассиков, одновременно проливающие свет на основные отличительные черты австрийского подхода, таковы: во-первых, неоклассики сосредоточены исключительно на состояниях равновесия, которые исследуются с помощью моделей максимизации, предполагающих, что требующаяся агентам информация о целевых функциях и их ограничениях «дана»; во-вторых, неоклассики зачастую произвольно выбирают переменные и параметры для целевых функций и ограничений, причем они склонны включать наиболее очевидные аспекты, игнорируя другие, хоть и имеющие крайне важное значение, но эмпирически оперировать которыми затруднительно (моральные ценности, привычки и традиции, институты и пр.); в-третьих, внимание неоклассиков сосредоточено на моделях равновесия, в которых реальные причинно-следственные связи оказываются скрытыми за математическими формулировками; и, в-четвертых, неоклассики поднимают на уровень теоретических выводов простую интерпретацию исторической реальности, которая может быть значимой в определенных частных ситуациях, но не имеет всеобщего теоретического значения, поскольку отражают только знание, обусловленное случайными историческими обстоятельствами.
Вышесказанное не следует понимать в том смысле, что ошибочны все выводы, полученные неоклассиками. Напротив, среди них много обоснованных. Австрийские теоретики просто хотят отметить, что обоснованность неоклассических выводов не может быть гарантирована. Защищаемый австрийцами динамический анализ — это более надежный и плодотворный способ получения обоснованных выводов. Кроме того, одно из преимуществ динамического анализа заключается в том, что позволяет выявить несостоятельные теории (также весьма многочисленные), поскольку вскрывает дефекты и ошибки, в настоящее время маскируемые эмпирическими методами, коренящимися в модели равновесия, на которой основывают свои теории большинство экономистов.