На этой войне погибает Аглая Затворник, сестра Святейшего Любомира. В архивных документах содержатся сведения о срочной внеплановой поездке Председателя Юлиуса в зону боевых действий, которая датируется следующим днем после даты смерти Аглаи.
16
Я продолжил искать документы по Аглае. Ее персональное дело довольно скудное и малоинтересное. Однако существуют ее письма брату, копии которых по каким-то причинам были приобщены к другим досье. Одно из них, где описывалась их встреча с Председателем Юлиусом, Жан-Полем и Мишимо во время шествия первоверцев, я уже приводил ранее. Сейчас у меня в руках ее письмо, написанное в 1989 г., то есть за три года до ее гибели. Может быть, его было бы уместно включить в раздел, посвященный более ранним событиям. Может быть, его вообще не стоит приводить в книге. Не знаю, как с ним поступить.
В письме Аглая рассказывает о подъеме в горы, который они совершили вдвоем с Председателем Юлиусом. Дружеский характер их отношений, о котором свидетельствуют слова Аглаи, может объяснить незапланированную поездку Председателя Юлиуса в Гднезинскую область сразу после ее смерти. Что особенно важно для настоящего исследования – так это рассуждения Председателя о несовершенстве человека.
Письмо Аглаи Затворник ее брату Любомиру Затворник от 2 октября 1989 г. (фрагменты)
Осенние ночи довольно прохладны. Но горячее сердце этого человека, страдающего за всех нас, может согреть в любой мороз.
Я помню нашу первую встречу, когда они заночевали у нас. Это все тот же человек, но как он изменился с тех пор. Как он вырос. Вглубь себя. Ввысь.
Я не знаю других таких людей. Он великий человек, но отрицает свое величие. Он говорит не о себе, он говорит о служении. Народу, да. Но в первую очередь тому, что написано за звездами. И здесь я тоже хорошо его понимаю. Ты часто упрекаешь меня за то, что вместо веры я обратилась к магии, но это же еще не значит, что я за произвол и беззаконие. Я просто не люблю все эти «зашел так, поклонился туда, поклонился сюда, молитва заутренняя, молитва вместо обеда, молитва перед сном». Не люблю ходить строем, петь соборно и пытаться достучаться до всякого, кто переступил порог храма. Тук-тук! Дома есть кто? Пусто? А у нас к вам гость! Прямо с небес! И он теперь будет жить у вас! Ты говоришь, я эгоистка и единоличница. Но я знаю законы, которые выше государственных. Я знаю законы, которые над всеми нами. Я признаю их и всегда признавала. Но ты знаешь, что со мной сделал Юлиус? Он изменил меня. Преобразил. Просветлил. Да, эгоистка, да единоличница, но почему? Потому что часть меня, очень важная часть, от меня была скрыта. Теперь я нашла в себе эту себя. Теперь я не только признаю эти законы, которые за звездами, но я также очень хорошо знаю, что должна и сама творить их – в своей жизни, в жизни людей вокруг.
И это Юлиус помог мне. Не увещеваниями, а своим примером. Скромный, мудрый, преданный долгу до самоотречения. Я хочу идти за ним. Я хочу встать там, куда ложится его тень, и делать вместе с ним ту тяжелую, ту невозможную работу, которую он взвалил на себя. И ведь сколько всего он уже сделал на своем невозможном пути! По силам ли это человеку? Нет. Это сверхчеловеческое. Тот, кто знает высший закон, кто живет этим законом, – тому высший закон – опора, тому этот закон дает силы, неведомые обычному человеку. Я пойду за ним, куда бы он ни шел, и, если надо будет умереть за него, я так и сделаю.
Юлиус выбрал один из самых сложных маршрутов. Мы карабкались наверх несколько часов. Без страховки, полагаясь только на свои силы. Ты, может, скажешь, что это безрассудство – особенно со стороны человека, от которого сейчас так много всего зависит, от которого зависит само наше будущее. Но он не был безрассуден. Каждый его шаг, каждое его движение был точно рассчитано, взвешено и исполнено самым безупречным образом. И он контролировал не только свой подъем – следил, как с каменной плотью гор обнимается твоя непутевая сестра, и пару раз, когда между мной и камнем горы рождалось недопонимание, поддержал меня – другими словами: спас. Я поняла, что так он идет и по жизни: без страховки, полагаясь только на себя, на свое знание того, что должно быть сделано, и на понимание, как именно. И откуда в нем такое знание, как не свыше, скажи мне? Ты ведь много раз общался с ним. Ты ведь тоже в нем это почувствовал. Я знаю. Иначе ты не стал бы его поддерживать там, где другие бы засомневались.