Я люблю сказки, фантастику, в детстве был заворожен мхатовской "Синей птицей" и чистым, догригоровическим, "Щелкунчиком", среди самых уважаемых мною писателей - Апулей, Рабле, Свифт, Гофман, Гоголь, Булгаков, и потому естественным вышло мое обращение к жанру магического реализма. Три года проходило тихое, но и с чудесами, продвижение романа "Альтист Данилов" в недрах "Нового мира", и в 1980-м он был, наконец, напечатан. Интерес к нему публики (и у нас, и во многих странах мира - роман издали в США, Германии, Франции, Японии и т. д.) оказался и для меня удивительным. Я испытал состояние человека, услышавшего медные трубы. Оно вышло для меня утомительным и наскучило (хотя и не сразу). А вот роман "Аптекарь" (тоже тихо продвигался к публикации в "Новом мире" два года) впечатления не произвел, страна была уже политизирована и на меня досадовали - не отразил злобу дня. Но меня-то интересуют ценности вечные.
Впрочем, тогда я посчитал невнимание к "Аптекарю" объяснимым: кому нужна моя проза и литература вообще, когда появилось столько умнейших людей, чьи речи и благородно-честные лица и меня приманивали к экрану телевизора! Несколько лет сочинял лишь эссе. Но однажды ощутил, что писать мне необходимо (натура требует!). Хотя бы для самого себя. Для собственного душевного и житейского равновесия. И начал роман "Шеврикука, или Любовь к привидению". Журнал "Юность" печатал его кусками по мере завершения мною сюжетных блоков. Как и почти все другие мои сочинения, роман вышел импровизационным. В 1997 году я поставил в нем точку. Получилась третья часть триптиха "Останкинские истории" ("Альтист Данилов", "Аптекарь", "Шеврикука").
Среди прочих побудительных причин к написанию "Шеврикуки" была и следующая. В 1989 году я согласился стать руководителем семинара в Литинституте. Я вынуждал своих студентов выполнять обязательные (на мой взгляд) работы, требовал от них новых сочинений, а сам-то - что же, сам-то каков? Неловко выходило... Нехорошо... Сочинение "Шеврикуки" неловкость сняло. Уговаривали меня прийти в Литинститут долго. Я отказывался, полагая, что неспособен к этому занятию и что вообще нельзя кого-либо научить стать писателем (ну, не писателем, литератором, я чрезвычайно уважительно, даже с трепетом отношусь к слову "писатель", себя же держу в разряде сочинителей). Но с ходом времени понял, что, как человек, более литературно-переживший, могу помочь творческому развитию семинаристов. Занятия увлекли меня, стали мне интересны, а в дрязге нынешней смуты и свары принесли и столь необходимое человеку ощущение полезности собственных дел. Происходило и взаимовлияние. Призывая студентов второго (для меня) семинара писать вещи детективные (многие не умели строить сюжет), исторические (дабы ощутить не только горизонтали, но и вертикали бытия), я и сам отважился взяться за роман остросюжетный, со свидетельствами пусть и недавней истории Отечества (условное название - "Бубновый валет").
Из смежных искусств более всего почитаю музыку (ставлю ее выше литературы), живопись и театр. Благодарю судьбу за то, что среди моих приятелей много художников, музыкантов и актеров. За "Шеврикуку" мне присуждена премия Москвы в области литературы и искусства. Получал я ее в хорошей компании - с Таривердиевым, Лундстремом, Джигарханяном и другими.
Партия любителей пива, имея в виду роман "Аптекарь", наградила меня литературной премией - "за мистическое освоение русской пивной мысли". Награда состояла из ящика ирландского пива "Гинесс", и я ее принял с благодарностью и удовольствием.
27 апреля 1999 г.