В пионеры Витьку приняли последним в классе. Неудивительно, учитывая вялотекущий конфликт с классной руководительницей, дамой властной и не очень умной, заявившей однажды на родительском собрании: «Из Федорчука ничего хорошего не выйдет». После этих слов мама Виктора встала и, извинившись перед собравшимися, ушла и больше в школе не появлялась, а когда классная стала названивать домой, просто клала трубку телефона, услышав ее голос.
И как-то так само собой сложилось, что с тех пор, – а может быть и всегда, с самого начала, – Витька стал жить поперек. Внешне принимая правила игры, он мог в любой момент задать вопрос – учителю ли, инструктору ли райкома комсомола, мастеру на практике, – и иногда такой вопрос, честный ответ на который был невозможен для тех, кому задан. В принципе невозможен. Ответить наглому щенку как есть – уронить авторитет. Свой или организации, стоящей за спиной, – неважно. Солгать – потерять лицо, ибо любая ложь оставалась на поверхности, как оттаявшее по весне дерьмо. «Они» предпочитали молчать, а кое-кто и гадить исподтишка.
Все было бы совсем печально, если бы не друзья…
Вильда фон Шаунбург, имение Vogelhügel.
21 декабря 1935 года
Солнце, искрящийся снег, темные силуэты сосен и вечные горы, напоминающие… что жизнь быстротечна. Она лишь сон, красивый или не очень, приятный или нет.
А какой сон приснился мне? – Вильда не хотела признавать, что, возможно, ей снится унылый неинтересный сон про женщину, которая мечтала взлететь словно птица, но обнаружила себя «на кухне, в кирхе и в детской». Увы, но такова правда жизни, неоднократно описанная в прозе и в стихах, услышанная в проповедях с амвона, подкрепленная розгами строгой фрау Линцшер и растолкованная ласковыми ну-ну-ну «милой мутер». Нет ничего удивительного в том, что идея не просто носится в германском воздухе, она сам этот воздух… суть… идея земли и крови. Куда от этого бежать, если романтический гештальт Великой Женственности растворен не только в стихах божественного Гете, но и в великолепных, как пенящееся шампанское, строках изумительного, хотя и запрещенного нынче Гейне?
Мысль получилась красивая. Художественная, как говорили иногда в салонах Мюнхена. Но главное, мысль эта понравилась самой Вильде.
«Так может начинаться роман, – решила она, глядя в спину идущему впереди мужу, – о мужчине и женщине, скользящих солнечным зимним утром по свежепроложенной лыжне в Баварских Альпах».
О мужчине и женщине, повторила про себя и усмехнулась. Надо же, даже в мыслях она поставила на первое место не женщину, то есть себя, а мужчину, то есть его. Приходилось признать, что общество гораздо сильнее индивида и с этим, по-видимому, ничего не поделаешь. А Баст – ну что тут скажешь! – Баст был убедителен и великолепен, другого слова не подберешь. Высок, атлетически сложен, и… да, – спортсмен в лучшем смысле этого слова. Все, что он делает, он делает технически безукоризненно, как сейчас, к примеру, идет на лыжах. Вот только…
Когда она увидела его впервые, а случилось это всего два года назад в имении тетушки Тильды, он ей сразу же безумно понравился. Баст буквально поразил ее воображение, которое, надо отметить, совсем не было неразвитым, как мог бы подумать сторонний наблюдатель. Но – поразил!
Молодежь в тот день резвилась на лугу. Играли в серсо, много смеялись и пили белое вюрцбургское, заедая спелой клубникой. Прохладное кисловатое вино, с запахом цветов и виноградных листьев, и огромные благоухающие ягоды, сладкие и сочные. И солнце, и плывущие над долиной ароматы созревающих в садах плодов. В общем, прекрасное летнее утро, и настроение у всех собравшихся на лугу чудесное, и даже птица – вероятно, жаворонок – внезапно запела в голубой бесконечности неба. И вдруг на проселке возникло облачко пыли, приблизилось, разбухая, растягиваясь вдоль дороги, и выдавило из себя мчащееся с бешеной скоростью авто. И перед Вильдой возник огромный, блистающий даже сквозь слой пыли бордовым лаком, автомобиль. «Красивый», – но внимание Вильды больше привлек молодой мужчина, сидевший за рулем. Казалось, он пришел к ней – материализовавшись из ее собственных девичьих снов. Высокий, спортивный, в светло-синей рубашке, белых брюках и белых же туфлях. Легко перескочил через борт автомобиля, не делая попытки открыть дверь, и улыбнулся. Вильде показалось, что улыбка предназначена только ей. Ей одной и больше никому. Она улыбнулась в ответ, встала с расстеленного на траве пледа и шагнула вперед, почувствовав, что «поплыла», – ощутила, но совершенно не осознала. У Баста оказались темно-русые волосы, правильные черты лица, крепкий мужественный подбородок, прямой нос и голубого – переходящего в сталь – цвета глаза.