Вы гений чистой красоты, У вас все руки вымыты!
- А чего это ты меня на "вы" обзываешь? - оскорбилась Орлеанская.
- Извиняемся, - сказал я. - Если хочите, мог°м и на "ты" перейти.
И прочел новый тост:
Вы гений чистой красоты, Давайте чокнемся на "ты"!
- От твоих стихов действительно чокнешься! - сказала Орлеанская. - Ты бы еще написал: "Давайте чмокнемся на "ты"!"
- Ну давай прозой тебя поздравлю, - сказал я. - Желаю тебе, Орлеанская, быть всегда такой же молодой, какая ты сейчас!
Орлеанская одобрительно кивнула. И я добавил:
- Желаю тебе быть еще моложе, чем ты сейчас!
Орлеанская улыбнулась. И я еще добавил:
- Ты, Орлеанская, уже давно выглядишь моложе, чем ты есть на самом деле. Судя по твоим мозгам.
- На сколько же? - слросила Орлеанская.
- Лет на десять! - сказал я.
- Что же, я такая маленькая и глупая, как новорожденный ребенок?! сказала Орлеанская.
- Нет, - сказал я. - Это ты только внешне так хорошо сохранилась. А внутри ты гораздо старше своих лет. В общем, желаю тебе счастья и долгих лет жизни! Чтоб ты прожила еще столько же!
- Что?! - ахнула Орлеанская. - Чтоб я только до двадцати лет прожила?!
- А что? - сказал я. - Двадцать лет - бабий цвет.
- Так я еще и баба?!
- Ну, не мужик же, - сказал я. - Да ты не плачь! У тебя еще все спереди. Еще найдешь свое счастьеце. А ныть будешь - оно с тобой разведется. И останешься одна с дитями.
- С какими еще дитями?! - возмутилась Орлеанская.
- Со своими, - сказал я. - Нервными они у тебя будут. Какая мамаша, такие и детки. Яблоко от бублика недалеко падает.
- Катись ты сам отсюда бубликом! - закричала Орлеанская и стала выпихивать меня из-за стола.
Но в дверях я все-таки успел ей последнее пожелание крикнуть:
- Пусть земля тебе будет мягким пухом!
Бабушка
Всем хорошим во мне я обязан бабушке.
Когда я играл с кем-нибудь в шахматы, бабушка, видя, что я проигрываю, как бы случайно пробегала мимо нас и, спотыкаясь, падала на шахматную доску, раскидывая руками фигуры. После этого мы соглашались с противником на ничью.
Помню, как я уломал бабушку сводить меня на аттракцион "Пещера ужасов". Испугался я только один раз: когда увидел бабушкино лицо - перекошенное от ужаса.
Все, что мне не хотелось есть, я скармливал бабушке.
Когда мне не хотелось котлету, которую клала мне в тарелку мама, я делал бабушке условный знак. Бабушка тут же роняла ложку и лезла за ней под стол. Тогда я натыкал на вилку котлету и совал под стол бабушке. Бабушка зубами ее стаскивала с вилки, быстро съедала, и вылезала, отдуваясь, наверх. Долго демонстрировала всем свою ложку и говорила:
- Уф! Нашлась!
- Что-то ты ложку стала часто ронять, - говорила мама. - Совсем ослабла. На-ка тебе еще котлету!
Часто мы с бабушкой ходили в кино на боевики. Не знаю, нравились ли боевики бабушке, потому что она во время сеансов спала. И только когда стреляли особенно громко, она просыпалась и спрашивала:
- Ну, что? Не всех еще кокнули?
- Нет, - успокаивал я ее. - Спи спокойно, дорогая бабушка!
Помню, как мы играли с бабушкой в футбол. Точней, играл я с ребятами, а бабушка тихонько подкрадывалась за ворота моего противника. И когда я выходил один на один с вратарем, бабушка неожиданно ему говорила:
- Жвачку хочешь?
Вратарь оборачивался - и я забивал гол!
После игры вратарь подходил к бабушке и спрашивал:
- А где обещанная жвачка?
- Да вон в киоске у каперативщиков, - говорила бабушка. - Давай деньжата - я сгоняю.
Когда учительница вызывала моих родителей в школу, я всегда приводил бабушку. Потому что бабушка была глуховата и не слышала, как учительница меня ругает.
- Что она там бормочет?! - громко спрашивала меня бабушка.
- Она меня хвалит! - кричал я бабушке в седое ухо.
Учительница с удивлением замолкала. А потом говорила мне, чтобы в следующий раз я приводил маму.
В следующий раз я, действительно, приводил маму. Но - своей бабушки. То есть - прабабушку.
В отличие от бабушки, моя прабабушка не только плохо слышала, но и плохо видела.
А засыпался я на домашнем сочинении. Было оно на тему "Мое детство". Я его даже не прочел, когда сдавал учительнице. А начиналось мое сочинение, оказывается, так:
"В детстве мне больше всего нравилось собирать цветы и играть в куклы. Еще мне нравилось примерять мамины туфли на высоком каблуке.
А мечта у меня была - стать ткачихой.
Но судьба распорядилась по-другому. Туфли пришлось поменять на кирзовые сапоги. Цветы - на гранаты. А куклы - на пулемет.
Мною лично было подожжено 3 склада, взорвано 2 моста, пущено под откос 4 поезда, подбито 10 немецких машин.
Детство мое было голодное и холодное. Война отняла у меня детство..."
Дальше буквы расплывались, потому что были чем-то закапаны...
Парле ву франсэ?
Я учился в знаменитой школе на углу Жуковского и Маяковского. Учился я в ней не потому, что она знаменита. А она знаменита не потому, что я в ней учился. Знаменита она потому, что в ней учились знаменитости: Инна Варшавская, Станислав Ландграф, Борис Смолкин, Кирилл Набутов, Даниил Мишин, Александр Невзоров и другие артисты. И еще какой-то знаменитый дирижер, не помню, правда, его фамилию и чем он дирижировал.
Знаменита эта школа и тем, что она - с французским уклоном.
Я же учился в ней потому, что она стояла рядом с нашим домом. Если бы не это рядовое обстоятельство, родители ни за что бы меня в нее не отдали. Они считали, что из школы с уклоном выходят дети со сдвигом.
Когда меня спрашивают, говорю ли я по-французски, я отвечаю, что говорю, но только с теми, кто учился в этой школе.
Помню, как учительница велела мне перевести выражение "арт-абстрэ" (абстрактное искусство). Я перевел:
- Артобстрел.
- Тройка, - сказала учительница. - По смыслу правильно.