Я вот какой вариант могу предложить: у нас оказалось довольно много картин из голландских музеев. Сейчас ещё не до конца составлены каталоги - слишком велик объём. Я поговорю с доктором Хофнером о возможности возвращения, скажем, двухсот полотен обратно. А условием репатриации мы поставим полное возмещение Вам стоимости этой картины. Смотрите, как отлично выходит: я получаю картину, Рейх делает жест доброй воли, возвращая картины в Голландию, что в свою очередь, улучшает наши добрососедские отношения, ваше правительство повышает свою популярность, вернув картины в музеи страны, а вы получаете комиссионные, как посредник при возвращении культурного наследия, и заодно хорошее отношение имперской канцелярии. (Подписывает постановление об амнистии недвижимости, и ставит резолюцию на прошении, показывает их Хану) Ну, как? Согласны? Да не раздумывайте Вы так долго, Хан! Дело-то житейское. Давайте лучше выпьем за наш с Вами маленький секрет, да я пойду. Хороший у Вас кальвадос, но мне действительно пора.
Выпивают.
(Герман, надевая плащ) - Обожаю интеллигентных людей - с ними так удобно вести дела. Я пришлю кого-нибудь за картиной в ближайшее время. Всего доброго. Не провожайте!
Выходит. Шаги удаляются. Звякает дверной колокольчик.
Хан остаётся один.
(Хан) - Какой-то кафкианский бред! Вся эта история дурно пахнет. Но я не могу, ни выскочить из этой колеи, ни сбежать. Сбежать? Куда? Кругом война. Но у меня плохое чувство. У меня ощущение, что добром это всё не кончится.
Сцена 2. Приход.
Свет на сцене фокусируется на столе, за которым сидит Хан. Стены уходят во мрак. В это время портреты на стене заменяются артистами. Костюмы и позы копируют сюжеты висевших ранее картин.
Хан достаёт из стола шкатулку, вынимает оттуда шприц, спиртовку, плошку, табакерку с порошком белого цвета, вату. Раскладывает на столе.
(Хан) У меня плохое чувство...
Доктор, доктор, мне так грустно,
У меня тоска и сплин.
Где-то тут был у меня эфедрин.
Поджигает спиртовку, обматывает иглу ватой, наливает в плошку воду из графина.
Мне б сейчас остановиться,
Бросить всё, уехать в Ниццу.
Но куда тут убежишь?
Доктор, я знаю, у Вас есть гашиш.
Сыплет мерной ложечкой в плошку порошок, держит над огнём спиртовки.
Доктор, доктор, я в печали.
Сам я выберусь едва ли -
я совсем, совсем один.
Дайте рецепт мне на кокаин!
Через вату втягивает компот с ложки в шприц. Снимает вату с иглы.
Жить от выдоха до вдоха
невозможно. Мне так плохо!
У меня душа болит.
Дайте морфина гидрохлорид!
Перетягивает руку, зубами удерживая жгут. Колет.
(Анна, с картины 'Дама читающая ноты')
Я всегда тебе говорила:
ты сведёшь себя в могилу!
Жизнь твоя сплошной обман,
теперь ты мошенник и наркоман!
Анна покидает раму.
(Йо, с портрета)
Милый не грусти напрасно!
Об отъезде мысль прекрасна:
до Лиссабона доберись,
оттуда в Нью-Йорк. И новая жизнь!
Йо покидает раму. Входит Геринг, садится на стол, наливает сам себе кальвадос.
(Герман)
Неразумно и чревато
от меня бежать куда-то.
Ты богат и полон сил
пока в концлагерь не угодил.
(Анна, появляясь на сцене)
Сколько радостей на свете:
Бог, семья, свой дом и дети.
Ты же выбрал путь во мрак,
Какой, прости Господи, ты дурак.
К Анне подходит фон Браухич, щёлкает каблуками, приглашая на танец. Они кружатся. Входит Йо. Геринг ставит рюмку, встаёт со стола, направляется к ней.
(Хор с картины 'Христос и неверная жена')
Ты заплатишь в полной мере
Дело даже тут не в вере
и не в совести твоей.
Ничего не скроешь от людей.
(Йо) Зря мы приехали в столицу,
Надо было остаться в Ницце
поодаль от этой кутерьмы.
(Герман) В Ницце тоже скоро будем мы!
Геринг целует руку Йо, они так же начинают танцевать. Постепенно комната заполняется персонажами картин, и просто людьми знакомыми Хану. Разговоры, смех, кто-то танцует, разносят шампанское. Картина 'Христос и неверная жена' выносится со сцены. Боон, Хоогендайк и Ханнема останавливаются, продолжая начатый ранее разговор.
(Хоогендайк) - Воля Ваша, Карл, но за восемь лет обнаружить восемь неизвестных шедевров! Как-то это подозрительно.
(Ханнема) - Джуст, в Вас говорит профессиональная ревность.
(Хоогендайк) - Может быть, Дирк, может быть. Но тем не менее!
(Боон) - Да, признаюсь, история обретения 'Христа в Эммаусе' как будто пересказ бульварного романа. Но поразмыслив, я решил, что она слишком абсурдна, чтобы быть ложью.
(Ханнема) - Да и сообщество наших экспертов, во главе с Абрахамом Брёдиусом, в один голос признало подлинность шедевра. Уверяю вас, и другие картины подверглись не менее тщательному анализу.
(Боон) - Так ли важна история картины, если есть сама картина?
(Хоогендайк) - Если трезво посмотреть...
(Йо, разбивая их компанию) - Господа, если трезво посмотреть на некоторые вещи, то становится абсолютно понятно, что пора выпить!
Канкан. (Предполагается танцевальный номер с участием балета)
И пускай кругом война -
мы искристого вина
выпьем и ещё нальём!
И плевать, что там потом.
И пускай вокруг война
и в оккупации страна
Веселитесь, господа!
Всё на свете ерунда.
И пускай кругом война -
Жизнь у нас всего одна!
Вразнобой стреляют бутылки с шампанским. Толпа с весёлым гамом покидает сцену. Хан в комнате один. Он сидит, запрокинув голову на спинку кресла. Крики и стрельба отдаляются. Но не стихают. Теперь это именно стрельба. Одиночными и очередями. Изредка бахает пушка, что-то рушится. Звуки городского боя. Хан тяжело поднимается. Подходит к окну.
(Хан) - В древнем Китае, когда хотели кого-нибудь проклясть, говорили: чтоб тебе жить в эпоху перемен! Китайцы знали толк в изощрённых пытках. Когда же всё это кончится?!
Стрельба стихает. На улице веселье, музыка. Играет бравурный марш.
Сцена 3. Победа. Арест.
1945 г. На сцену выходит хор.
Мы победили! Марш.
В Голландии победа! Голландии виват!
Иссякли наши беды, и изгнан супостат.
Так было предначертано. А может, повезло.
Добро всегда сильнее, и побеждает зло.
Про битвы и сражения не долог наш рассказ:
на пятый день вторжения вся армия сдалась.
И под тевтонских варваров Голландия легла...
Но мы и не любили! Такие вот дела.
И если оккупанты к нам заходили в бар -
мы даже не вставали! Вот это контрудар!
А королева наша в презрении к врагам
отчаянно отчалила к английским берегам.
Мы как-то раз нациста убили одного!
Вообще-то он голландец. Да пусть! И что с того?
Иуда и предатель! А был он генерал,
и в армию германскую голландцев набирал.