Выбрать главу

Хан делает длинный глоток из стакана.

(Голос Вермеера) - Я оценил.

Гроза за окнами усиливается. В окнах видны отсверки молний.

(Хан) - Какая гроза! Кого-то она застанет в пути...

Да, но мне нужна подходящая натура. Где же мне взять лицо для лика Христа?

Слышен стук в дверь.

Кто бы это мог быть в такую пору? (Снова стук в дверь) Да в такую погоду! Сейчас!

Хан идет к двери, отпирает её. Шум ветра и ливня усиливается. Яркая вспышка молнии освещает Христа, стоящего за дверью. Хан закрывает лицо руками и отворачивается. Полная вырубка света. В темноте продолжительный раскат грома.

(Бродяга) - Сеньор, разрешите мне войти и переждать у Вас непогоду!

Свет постепенно возвращается. В дверях стоит человек в простой одежде и грубых ботинках.

(Хан) - Да. Конечно. Входите!

(Бродяга) - Я один, сеньор.

(Хан) - Ну, тогда, заходи! - бродяга мнется у порога, он стесняется пройти дальше, потому что с его волос и одежды капает вода. Хан, поняв его затруднение - Погоди, я сейчас принесу полотенце! - выходит, слышен его голос - Как ты оказался на горном перевале ночью?

(Бродяга) - Я рассчитывал до темноты спуститься к побережью. Но налетели тучи, и быстро стемнело. Пришлось идти медленнее. Ну, а потом наступила ночь, и гроза догнала меня. Это большая удача, что я увидел свет в окне Вашего дома.

Хан появляется с большим светло-голубым полотенцем, накидывает его на бродягу. Тот вытирает голову, руки, и остается в накинутом покрывале.

(Хан) - Говоришь, удача? Садись к столу, поешь!

(Бродяга) - Да, провидение привело меня к Вашему порогу. Иначе и не знаю, как бы я пережил эту ночь. Вы очень добры, сеньор.

(Хан) - Ешь, и рассказывай!

Бродяга садится за стол. Посадить его нужно в таком ракурсе, чтобы зритель увидел фрагмент 'Христа в Эммаусе'. Берет хлеб. Ломает его. Небольшими кусками кладет в рот. Ест, что впрочем не мешает ему поддерживать беседу.

(Бродяга) - О чем, сеньор?

(Хан) - Кто ты? Как тебя зовут? Откуда и куда ты идешь?

(Бродяга) - Меня зовут Джузеппе, сеньор. Джузеппе Старичели. Я работал во Франции, там строили железную дорогу. Сейчас я возвращаюсь домой. - спохватившись, - У меня есть деньги, сеньор. Я могу заплатить за ужин и ночлег.

Хан берет бумагу и начинает эскиз.

(Хан) - Джузеппе, не нужно ничего платить. Так почему ты идешь пешком? Почему ты не поехал железной дорогой?

(Бродяга) - Не все, кто строит дороги, может по ним ездить, сеньор. Так уж всё устроено.

(Хан) - С этим не поспоришь.

(Бродяга) - На те деньги, что нужно выложить за билет, моя семья может жить целый месяц. А то и два. У нас в северной Италии много голодных ртов. А денег мало.

(Хан) - Джузеппе, у меня есть к тебе предложение. Задержись на несколько дней в этом доме. Я прошу тебя о помощи: я пишу картину, и мне нужна натура. Если ты останешься и будешь позировать мне, я тебе заплачу.

(Бродяга) - Я согласен помочь Вам, сеньор. Но денег я не возьму. Достаточно будет еды и ночлега. Это честный обмен. У нас в Италии художники в большом почёте: мой отец и назвал меня Джузеппе в честь великого земляка Джузеппе Вермильо. Но художника из меня не получилось... А можно мне взглянуть? (Имеет ввиду эскиз, который делает Хан)

(Хан) - Конечно.

Джузеппе заглядывает в эскиз, но тут же в неподдельном страхе отшатывается. Выскакивает из-за стола.

(Бродяга) - Нет, нет, сеньор! Пожалуйста, не надо этого делать!

(Хан) - В чем дело, Джузеппе? Что тебя так напугало?

(Бродяга) - Но ведь это же... Вы ведь рисуете Христа!

(Хан) - Да. Для того я и просил твоей помощи.

(Бродяга) - Простите, сеньор, я не могу. Это грех.

(Хан) - Я вижу ты человек верующий.

(Бродяга) - Конечно. Как может быть иначе? А Вы?..

(Хан) - А я? Не знаю. Не стану тебе врать - скорее нет. Но в чем же ты видишь тут грех?

Ария Джузеппе.

Сеньор, не надо делать из меня картину!

Пусть я кажусь Вам на Христа похожим,

но это грех - мою простую мину

уравнивать с пресветлым ликом божьим.

Сеньор, простите, человек я тёмный.

Но Вы поймите бедного бродягу:

Спаситель нес свой крест. Он неподъемный!

взвалив его, не сделаю ни шагу.

Я свой несу. Мне этого довольно.

Господь на тяготу мою дает мне силы.

Бывает, что грешу непроизвольно,

но я хочу быть честным до могилы.

На пальцах ногти с траурной каймою,

в мозолях руки. Никуда не денешь.

Но, думаю, стесняться их не стоит:

Мои ладони - признак чистых денег.

Я человек простой - я верю в Бога.

У нас в деревне Он не на иконе.

Господь стоит у каждого порога,

и пищу мы берём с его ладони.

У нас не верить в Бога невозможно:

Он так же вездесущ, как купол неба.

А Вы ученый - Вам поверить сложно.

Вам дай свидетельства сложней вина и хлеба.

Я путник, не осиливший дорогу.

Вы, давший пилигриму кров и пищу,

хоть и не верите, однако ближе к Богу,

чем те святоши, что наживы ищут.

И если по делам судить, а не по вере,

коль Вы бываете добры так к людям,

то Вам должно воздаться в полной мере.

Молиться же за Вас другие будут.

(Хан) - Я понял тебя, Джузеппе. Но мне просто необходима твоя помощь!

К этому моменту оба находятся на ногах.

(Хан) - Вот что, я подумал: я принесу клятву перед Богом, которая отведет от тебя возможность грехопадения. Хотя, я, честно, не вижу, в чем оно может заключаться. Ведь искра божья есть в каждом из нас, не так ли?

(Бродяга) - Истинно так, сеньор.

(Хан) - Хорошо. Слушай, и будь свидетелем моей клятвы!

Боже, если ты существуешь, не осуди, прошу тебя, этого человека за то, что он участвовал в моем творении: я беру на себя за это всю ответственность. Боже, если ты существуешь, не сочти за злой умысел то, что я осмелился избрать для своего творения библейскую тему. Я не хотел оскорбить тебя.

Сцена 7. Враньё.

1937 год. Квартира члена парламента Карла Боона, старого приятеля Хана. Входит Хан, Боон радушно встречает его широко раскинув руки. Обнимаются. За Ханом входят носильщики, ставят картину (лучше сделать ящик, который трансформировался бы в постамент для картины). Хан расплачивается. На протяжении этого и далее происходит диалог.

(Боон) - Хан, дорогой мой! Куда же ты пропал? Как я рад!

(Хан) - И я бы век тебя не видел, дружище, если бы не нужда!..

(Боон) - Признаюсь, твоё маловразумительное письмо, что ты прислал мне с Лазурного берега, меня позабавило: сплошные восторги по поводу находки какой-то картины. 'Фантастика! Открытие!' Так это она?

(Хан) - Да. Я выкупил это полотно по случаю у одной богатой итальянской вдовы.

(Боон) - Кто она? Как её зовут?

(Хан) - Её зовут Мавруке. Баронесса. Вдова барона... ди Спагетти!

(Боон, задумчиво) - Спагетти? Спагетти... что-то знакомое...

(Хан) - О, да! Это одна из старейших в Италии аристократических фамилий. Я вижу в твоих глазах, дружище, огонёк недоверия. Пожалуй, я расскажу тебе историю моей чудесной находки.

Их замок стоит в предгорьях.

Барон баснословно богат.

Из окон видать Средиземное море