Третье, что еще из определения следует: конфликт и негатив — вовсе не синонимы. Давайте рассмотрим две умозрительные ситуации.
1. Волки ловят и едят зайцев.
Да, волки страдают от голода и злятся, когда заяц убегает. Да, зайцам очень страшно, а когда их ловят — то и очень больно. Но все участники понимают, что им нужно делать, чтобы быть в благополучии, и если делать это лучше всех тебе подобных — то и будешь благополучен. С течением столетий и зайцы, и волки становятся все более крепкими и быстрыми (см. естественный отбор).
2. Между Англией и Францией строится мост
Наука и техника дошли до такой возможности, две страны нашли денег, геологи дали добро, и вот на 3D модели на мост въезжают машины… Из Англии — по левой стороне, из Франции — по правой…
— Кхм!!!! — говорят строительные и автодорожные эксперты, советники ЕС и другие умные люди, просчитав неизбежные последствия.
Первая ситуация, хотя в ней льется кровь и лес напоен ужасом — вообще не конфликт. Это антагонизм. Вторая — конфликт, да еще какой, конфликт глубокий, отягощенный исторически, требующий большой дипломатической и технической изобретательности — но реально его участники могут смеяться, спокойно дискутировать и не опускаться даже до препирательств. Первая ситуация не может быть движущим конфликтом сюжета, хотя вполне может быть использована как фон для нагнетания эмоций. А из второй сюжет вполне делается. Как минимум, почти наверняка вы прямо здесь и сейчас начали в уме прикидывать, что бы вы сделали на месте экспертов. А значит, конфликт вас уже немножечко засосал (а книжка с этим конфликтом получила некую вероятность быть вами купленной)
Нужно отметить, что антагонизмы в тексте тоже очень желательны (хотя менее обязательны, чем конфликт). Чем больше страха, агрессии, спешки, умолчаний и прочих нагнетаний, тем меньше вероятность, что герои спокойно сядут и совместно порешают конфликт именно как новую ситуацию, выработают новый алгоритм и тем самым откорректируют систему до неконфликтного состояния. А значит, на фоне тяжелых антагонизмов даже легко решаемый конфликт можно разогнать до высокой трагедии.
И, наконец, в-четвертых, из определения очевидно, что конфликт вовсе не обязан быть заметен сразу — ни героям, ни читателям. Конфликт даже не обязан существовать с самого начала истории! Вспомним старт очень известной трагедии — юноша влюблен в кого-то за кадром и охотно это обсуждает с друзьями, девушка наслаждается последними месяцами детства. В городе, где они оба живут, происходят столкновения подростковых банд и олигархическая конкуренция, но к героям это очень мало относится… Система еще не является единой. Но скоро станет.
Как именно автор обеспечит то, что участникам конфликта невозможно из него удрать — это его, авторское дело (но обеспечить надо). Как именно автор обеспечит то, что ранее годные и отличные способы жить начинают приводить к плачевному и возмутительному результату — тоже дело автора. Но без этих граничных условий конфликт не поедет.
Любой ли конфликт годен для использования как основы истории? Представьте себе — да. Понятно, что многое зависит от искусства повествования, но основа возникающего у читателя интереса в том, что каждый конфликт — это загадка. Система едина. Подсистемы мешают друг другу. Готовых алгоритмов решения нет. Движение сюжета заключается в том, что участники конфликта исследуют его, пробуют те или иные готовые способы преодоления, убеждаются в их неэффективности, начинают изобретать новые, пробуют их и отбрасывают негодные — а homo sapiens очень любят учиться на чужих ошибках и чужом опыте — ведь это же какая экономия сил и ресурса! «Так как же они это разрешили?» — любопытствует читатель. И вот тут автору придется покрутиться ужом, чтобы решение оказалось и действительно новым (не очевидным читателю с самого начала), и действующим, и не приводило к еще более плачевным последствиям (разве что вы задумали сериал). Если автор не справляется с задачей, мы видим что-то типа анекдота про охотника, рассказывающего о том, как волки загнали его в прошлом году на дерево, позвали бобров и те начали грызть ствол, и дерево упало, и придавило его!