Таким образом, молодой человек, «белых пятен» в этой области так много, что мы воздерживаемся от каких-либо публикаций.
— В ваших словах не много оптимизма…
— Какой там оптимизм! — буркнул Херцберг. — Мы же не восхищаемся обезьяной, которую научили перепечатывать на машинке Шекспира, а это как раз то, чем мы занимаемся. Или другой пример: если макнуть лапы дикой утки в красную краску и пустить ее гулять по холсту — разве она создаст произведение живописи? Все это лишь подобие искусства, и мы знаем, что сходство здесь — чистая случайность. То же самое с хромосомным кодом: имеет место лишь формальное сходство с индоевропейским языком.
Что касается меня, я тоже не люблю совпадений. Их часто используют как покров, удобное прикрытие истинного положения дел. Но в данном случае слова существовали: реальные, настоящие, их можно было прочесть.
— Прошу извинить мою настойчивость, господин Херцберг, — сказал я, — но кому-нибудь еще из ваших коллег, помимо бедняги Глена, удавалось вызвать текст на дисплей?
— Кляйн, пожалуй, только он.
— А кто такой Кляйн?
— Эммануэль, он же Мэнни Кляйн, как раз и положил начало разработке этой темы. Два года назад он открыл странный хромосомный материал, впервые преобразовал его в лексический и объявил, что увидел текст на экране.
— Вы ему не поверили?
— Ну, как сказать…
— Неважно, — отрезал я, — лучше расскажите, что было в этом тексте?
— Нечто вроде урока истории, весьма невразумительного, хотя полным бредом назвать его нельзя. А в конце текста — вы только представьте себе! — стоял значок, подтверждающий чье-то авторское право. — Ученый рассмеялся. — На мой взгляд, это явление находит весьма реальное объяснение: шутки компьютера. Компьютер Кляйна «слизнул» эти слова из чужого файла и втиснул в авторский текст. Со мной такое тоже случалось: как-то я с ужасом обнаружил на экране кусок очень личного письма, написанного когда-то мною. Оно вылезло в середине одной деловой записки. Слава богу, я вовремя это заметил!
— Ничего себе… А как я могу связаться с Кляйном?
— Никак. — Помолчав немного, ученый заговорил более серьезным тоном. — Послушайте, я знаю, на какие мысли наведут вас мои слова, но — уверяю вас! — этот инсульт был закономерным: Мэнни успел перенести не один приступ. А последний, случившийся после научного открытия, был очень, очень сильным. Да и семьдесят один год…
Херцберг подтвердил мою мысль: когда умирает один ученый, можно согласиться с версией убийства. Но если двое, и притом работавших над одной и той же темой… Ну что ж, мне уже попадались запутанные дела, а это не хуже любого другого.
— Ладно, а кто мне сможет поподробнее рассказать о Кляйне?
— Дженна Кейтен. Они с Мэнни работали вместе, она была его ассистентом.
Бедная девочка. Маятник судьбы снова качнулся не в ее сторону.
Мы с Дженной сидели за столиком японского кафе в Гринвич-Виллидж.
На сей раз я получше разглядел ее глаза: они были не просто зеленые, а еще и с сиреневым отливом. Счастливчик тот парень, который постарается передать код этих глаз детям и внукам.
— Но я не убивала Глена! — Отчаянный голос Дженны вернул меня к действительности.
— Кто же тогда?
— Не кто, а что! Говорю же вам: те слова на дисплее, которые выдал нам хромосомный код. Если точнее, смерть наступила от преобразованных алгоритмов ДНК, появившихся на экране.
— А что убило Мэнни Кляйна — то же самое?
Девушка побледнела.
— Мэнни был не так молод. Считается, что он умер от инсульта.
— А ваше мнение?
Она отхлебнула чая, потом проглотила.
— Он умер от того же, что и Глен. — Это было сказано почти шепотом.
— И вы были причастны и к тому, и к другому случаям. Иначе говоря, работали с обоими учеными над одной темой. Верно?
Она не ответила.
— Послушайте, вы же умная, чуткая девушка. Я хочу вам помочь. Помогите и вы мне, будьте откровеннее. Должно же существовать нечто, кроме вашего имени, конечно, что связывает эти две смерти.
Она поднялась, собираясь уйти.
— А вот это вы зря, — заметил я. — Поверьте, здесь нельзя спешить. Обстоятельства оборачиваются против вас.