Выбрать главу

– Робята, глянь какая краля плывёт! Давай прижмёмся!

– Но-но! Прочь отседова, стригольники! Я вам покажу «прижмёмся»!

– Война! Чую, война будет!

– С кем? Неужли с крымцами?

– Ну, нет уж, крымцы к нам нос навряд ли сунут. Ляхи, видать, опять полезли!

На Кирилловском и Крутицком подворье царила не меньшая давка: дорогу перегородила огромная колымага, стоявшая у ворот дома князя Якова Куденетовича Черкасского, и оттого ажиотаж толпы многократно усиливался. В оставшуюся узкую промежность проталкивались самые нахальные и отчаянные. Выскочив пробкой на свободу, они переводили дух, отряхивались, радовались, что остались живы, и сломя голову бежали дальше – мимо храма Николы Гостунского, через Зарубу к Ивановской площади, к колокольне Ивана Великого и Приказному двору, где уже колыхалось море голов. Сдерживало это море, прижавшись с трёх сторон к домам и образовывая своеобразный мешок, стрелецкое войско – «разных Приказов стрельцы и стольники со знамёнами и барабанами, и со всем ратным строем, в цветном платье».

На площади, получившей своё название от колокольни Ивана Великого, проходили самые различные церемонии, как-то: крестные ходы, приём иноземных послов, оглашение царских указов, возвещение народу важных государственных событий. Так тремя месяцами раньше, когда боярин Бутурлин привёз в Москву Переяславский договор о присоединении Малороссии, на Ивановской площади царь торжественно и принародно изъявлял боярину свою царскую благодарность. Тишайший не страдал честолюбием и охотно показывал подданным отличившихся слуг. Народ должен был знать своих героев.

Крестные шествия обставлялись со всей пышностью и торжественностью, на которую был способен только Третий Рим2. После совершения на Лобном месте действа цветоносия патриарх садился верхом на осла, а какой-нибудь знатный боярин изволил в то время у осляти узду принимать за конец повода и вёл его в город к соборной церкви. Перед ослом с патриархом по три человека в ряд, начиная с низших чинов, шествовали окольничие, думные и ближние люди, стольники, стряпчие, дворяне и дьяки в золотых одеждах. За патриархом следовали дети царя, бояре и думные дворяне, за ними шли купцы «в золотах», а за теми «золотчиками» – стольники, стряпчие, дворяне и жильцы, «которые были не в золотах». По обе стороны процессии в бархатных ферезеях и в турских цветных кафтанах шагали воинские начальники – полковники и стрелецкие головы, а по бокам от них, в один ряд, в цветных кафтанах, с золочёными пищалями шли простые стрельцы. По краям площади, перед резными решетками, окрашенными в самые разные цвета, выставлялся пушкарский наряд: около пушек и полковых пищалей в цветном платье при знамёнах стояли пушкарские головы.

О войне с поляками говорили давно, а 1 октября 1653 года Земский собор приговорил вступить с ними в войну.

Когда бывает с окрестными государствы нелюбье и война, и в то время царь советует с патриархом, и с митрополиты и со архиепископы и с епископы, и с иными болших монастырей властми и говорит с бояры3.

Всё зло на Россию, по мнению бояр, исходило из Польши, поэтому Москва вознамерилась сокрушить Речь Посполитую и вернуть отнятые во время Великой Смуты земли. Обстановка для этого складывалась вполне благоприятная. Дворянская республика Яна Казимира II раздиралась внутренними противоречиями. Науськиваемая крупными магнатами шляхта противилась любой попытке бывшего кардинала4 ввести в стране образцы французского абсолютизма, поэтому между королём и дворянами происходили непрерывные стычки.

Воодушевлённые благоприятной ситуацией и руководствуясь справедливой идеей возврата из-под польской короны исконных русских земель, царь и бояре действовали, однако, не с кондачка, а вполне расчётливо. Если учесть, что к этому времени разразилась Первая Северная война, и что в качестве её участников, кроме Польши и Швеции, выступили ещё Дания, Голландия, Бранденбург и прочие немецкие земли, то можно себе представить, какой крепкий узелок завязывался на берегах Балтики. Прежде чем начинать боевые действия, Москва решила перестраховаться и разузнать, какова же была расстановка сил в Европе. В этих целях Тишайший направил своих послов: К.Г.Мачехина – в Париж, С.С.Евского – в Стокгольм, М.И.Поливанова – в Амстердам, а А.А.Кокошкина – в Копенгаген.

Париж и Копенгаген к московской затее отнеслись отрицательно, поскольку и французский и датский короли рассматривали Польшу в качестве союзника в борьбе с великодержавными устремлениями Швеции. Голландцы заняли выжидательную позицию и дали дьяку Поливанову туманный ответ. И только шведы – правда, осторожно – поддержали планы русского царя и даже пообещали Евскому поставить Москве партию мушкетов.

вернуться

2

Московские цари считали свой происхождение от кесарей Византии (Второго Рима), что с некоторой натяжкой соответствовало действительности, если вспомнить, что женой Ивана III была византийская царевна Софья Палеолог. Византийская же империя возникла, как известно, из Римской (Первый Рим), так что Московское царство провозглашалось Третьим Римом, «а Четвёртому Риму не бывать никогда!»

вернуться

3

Здесь и далее курсивом вставки, взятые из записок Г. Котошихина.

вернуться

4

Ян Казимир II, он же Юхан Казимир, сын Сигизмунда III и внук шведского короля Юхана III Васа, до избрания на польский трон был кардиналом. В 1668 отрёкся от трона.