Повисла тишина, лишь отдаленный голос певицы пел о вечной любви. Неожиданно его заглушил смех, мелодичный и тихий.
- Это у меня-то нет прав называть тебя Мишенькой? Ошибаешься дорогой! У меня, как раз то такие права имеются! Отца своего ребенка, именно так и называет счастливая, беременная женщина. Или ты думал, что я такой же пустоцвет и пустышка, как наша обожаемая Азалия? Вы с ней почти десять лет прожили, а детей все нет! А знаешь почему их нет? Да потому, что твоя обожаемая женушка, в юности перед каждым смазливым мальчиком свои смуглые ножки раздвигала. Как же, первая красотка на всю округу! Она всегда получала все лучшее. Избалованная, маленькая стерва. Готова поспорить, что она тебе не говорила о том, что в пятнадцать лет аборт сделала? Ее дед, грозный и уважаемый Анатолий Петрович от потрясения с инфарктом в больницу загремел. Но все так обставил, что ни одна душа об этом не узнала. Но, мы же с ней подруги - мне она все рассказывала, я у нее вместо личного дневника была. Писать она всегда ленилась, а тут наговорила, всю грязюку вылила - и все, дальше веселой, беззаботной стрекозой запорхала, - голос Милочки почти визжал. - Кстати не хочешь узнать, что она о тебе и об вашей семейной жизни думает? Азалия, по старой памяти все еще продолжает использовать меня в качестве жилетки и личного дневника. Она такая глупая и самонадеянная, что в упор не замечает, как ее личная "жилетка для слез", ненавидит свою хозяйку! Еще раз повторю - Азалия стерва, жестокая и самовлюбленная дрянь!
- Не смей так говорить о моей жене! Ты сама-то еще та дрянь! Вешаешься на меня с самого первого дня нашего знакомства, все эти девять лет. Добилась своего, когда я был пьян, а теперь решила, что можно меня шантажировать и принуждать? - голос моего мужа уже не рычал, он просто гремел яростью и гневом.
Характер неясных звуков я поняла не сразу. Сначала это были звуки борьбы, затем прозвучал звонкий шлепок пощечины, а потом раздались оскорбительные звуки торопливых и частых поцелуев.
Я замерла пытаясь собраться с мыслями. Сейчас я была словно канатоходец, который стоит балансируя над пропастью и усилием воли не дает себе сорваться вниз. Туда где торчат острые края огромных камней. Одно неловкое движение и ты летишь вниз, в ловушку которую приготовили лучшая подруга и самый лучший муж на свете. Смешно, но кажется, что шансов на спасение у меня нет. Это страшно, очень страшно, когда ты испытываешь ощущение, что уже умерла, даже не упав на острые камни внизу.
Заскулила, как маленький, потерянный щенок. Хотелось заплакать, но слез почему-то не было. Только пустота и чувство, что каждый вдох и выдох дается с большим трудом. " Дыши, только дыши!" - твердила я мысленно, а сама сползала спиной по скользкому кафелю на холодный пол.
Я хорошо помнила эти ощущения, когда хрипишь и синеешь от невозможности сделать выдох и вдох. Давно такого не испытывала, с тех самых пор, когда двое отморозков надругались над моим замершим, превратившимся от ужаса в застывшую статую, телом. Как и много-много лет назад в глазах потемнело, предметы стали дробиться, а сознание вдруг решило, что с него хватит и благополучно попыталось исчезнуть. " Дыши, только дыши!" - как мантру повторяла я эти три слова и наконец-то благодатные слезы заструились по щекам. С ними пришло облегчение и я смогла вытолкнуть воздух, который болезненным, колючим комом застрял в груди. Я плакала размазывая по лицу косметику и слезы. Жадно, словно воду пила воздух и понимала, что интуиция меня не обманула. Моя жизнь сломалась, как хрупкая и никому не нужная игрушка, но я все еще жива, я не упала на острые камни на дне пропасти, а значит я смогу отомстить.
Глава четвертая.
Я проснулась от яркого солнечного света. Хотелось улыбнуться новому дню и хорошей погоде, прохладному воздуху и запаху сирени, который просачивался сквозь приоткрытое окно. Но на душе, было мрачно и тревожно. Я полежала еще немного, пытаясь припомнить от чего не радуюсь новому, чудесному утру. И только спустив ноги с кровати, вдруг ясно вспомнила - вчера рухнула моя жизнь!
Видимо непривычному к всяким таблеткам организму, прием снотворного показался слишком радикальной мерой. Воспоминания возвращались ко мне медленно и лениво. Они были похожи на яркие, но размытые по контуру кусочки цветной мозаики.
Вот я слушаю запись диктофона в ванной комнате. Вот, справившись с истерикой и внезапной тошнотой выхожу из дома и сталкиваюсь в холле с расстроенным и очень огорченным мужем. Его брови сурово сдвинуты, светло-карие глаза сердито блестят. Весь его вид говорит о том, что он чем-то очень сильно возмущен. Щеглов даже что-то бормочет сквозь стиснутые зубы, словно продолжает ругаться.