Как-то Томиан и Канукон, встретившись у родника, вместе возвращались домой. Канукон спросила:
– Скажи, Томиан, твой мальчик плачет по ночам?
– Нет, никогда. Это ангел, а не ребенок. Он спит так тихо, словно его и нет в доме.
– Боже мой, а моя девочка всю ночь до утра не дает мне сомкнуть глаз. Я уж думаю, не сглазил ли ее кто?
– Умереть бы мне за тебя, может, у тебя нет амулета Тутыра?
– А что это такое?
– Неужели ты не знаешь? В день Тутыра, в среду, кузнец встает рано утром, умывается и, не поев, не промолвив ни слова, кует крестики. И над тем, у кого есть такой крестик, не властен дурной глаз. Да и нечистый ему не страшен.
– Господи, а ведь я этого не знала! Ей-богу, чтоб им пропасть, нашим Тагиата, у них против всех напастей одно средство – конское мясо.
– Где-то у меня есть один крестик, я отдам его тебе. Ведь, какникак, это для моей будущей невестки, – сказала, рассмеявшись, Томиан.
– Спасибо, милая, пусть бог поможет нам!
Так, разговаривая, они дошли до места и разошлись по домам.
Однажды Канукон созвала женщин, хорошенько их угостила и они дали ее дочери имя Азау.
Дети потихоньку росли и с тех пор, как начали ходить, были неразлучны. Они всегда играли вдвоем и жили то в доме Бибо, то в доме Боба.
Как-то летом Томиан и Канукон вернулись домой из лесу. Дети спали, обнявшись, во дворе Бибо, а сверху на них лежала большая черная змея. Женщины в ужасе закричали. Змея, испугавшись их крика, скользнула и скрылась в густой траве, а Таймураз и Азау проснулись и с улыбкой потянулись к матерям. Те кинулись к ним, осмотрели со всех сторон и, даже убедившись, что с детьми ничего не случилось, долго не могли успокоиться. Змея больше не появлялась, но черной тенью осталась на сердце предчувствием какого-то несчастья.
Шли годы. Таймураз и Азау повзрослели и расцвели, словно яблони весной. Их детская привязанность росла вместе с ними и превратилась в любовь: они уже ни минуты не могли оставаться друг без друга. Им исполнилось по двадцать лет, но Бибо и Боба все откладывали свадьбу.
Настала весна, и Бибо погнал свой скот на горные пастбища. Он сделал загон в зеленой долине высоко в горах и пас скот вокруг него. В канун праздника Атынаг вдруг начался снегопад. Всю ночь, усиливаясь, шел снег и к утру выпал в рост человека.
Мир стал белым и безмолвным. И тогда, разорвав громом тишину, с высокой горы сошла лавина, унесла Бибо вместе со стадом и похоронила под снегом в узком ущелье.
На другой день люди вышли на поиски, но на том месте, где раньше был загон, никого не было. Только вороны кружили в ущелье над снежным завалом.
Пригрело весеннее солнце, потеплело. На третий день снег на склонах растаял и они снова зазеленели. Тело Бибо выкопали из-под снега и отнесли на носилках домой. Коровы и овцы погибли все и стали добычей диких зверей и воронов.
Горе пришло в осиротевший дом, и эхо вторило рыданиям Томиан. Собрались люди, похоронили покойника, сказали: «Светлая тебе память!», и разошлись. Того, что осталось от всего добра Бибо, едва хватило на поминки.
Люди держатся от бедняков подальше, и счастье обходит их стороной, Боба словно подменили. Он стал холоден с Таймуразом и больше не заходил к нему в дом, запретил Азау встречаться с Таймуразом, зорко стерег ее, так что молодые люди не имели возможности даже поговорить друг с другом. Канукон стала чваниться, она уже не любезничала с Томиан. И если та, как прежде, заговаривала с ней, Канукон презрительно усмехалась и отворачивалась. Боба тем временем подыскивал для дочери другого жениха. Таймураз уже не устраивал его: он обеднел и не годился больше в зятья Боба.
И вот однажды в дом Боба пришли сваты от Биганата – очень богатой семьи – и, устроившись за столом, повели с Боба переговоры. Боба не отвечал ничего определенного и, хоть не подавал виду, но внутренне ликовал: его расчеты оправдывались, дочь его сватали в самый богатый дом в округе. Они долго ходили вокруг да около и, наконец, сошлись на калыме в семьдесят коров.
Азау слушала, притаившись за дверью. Когда она поняла, что договор состоялся, силы покинули ее и она схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Горе и гнев переполняли ее, разрывая грудь. Слезы сами собой покатились из глаз. Она вытерла их рукой и сказала: «Пусть попробуют отдать меня!» В глазах ее появилась решимость и она повторила: «Пусть только попробуют!»
Вбежав в дом, она бросилась к матери:
– Наш волк хочет отдать меня какому-то медведю, а ты что скажешь, нана?
– Пусть твою нана принесут тебе в жертву: люди боятся нищеты, а ты сама к ней стремишься! Чем он будет кормить тебя, твой Таймураз? Где что найдет? Не отказывайся от богатст-ва и счастья и не беги вслед за своим глупым сердцем!
– Разве ты забыла, нана, что говорила мне раньше?
– Помню, умереть мне за тебя, помню, но то было давно, а теперь они нищие, у них больше нет ничего! Ты ведь даже от меда с маслом отворачиваешься, что же ты будешь есть у Тогузата?
– Люди живут не только ради желудка! – воскликнула Азау. Рыдания душили ее.
– Хорошо, родная моя, хорошо, я поговорю с твоим отцом и он не отдаст тебя.
Но это были пустые слова. Все осталось как было. Азау просватали.
Азау похудела, лицо ее побледнело и осунулось от горя, глазах пылал гнев. Она упорно молчала и не разговаривала ни с кем. Как дикий зверь, смотрела она на отца и мать.
А Боба и Канукон думали так: «Когда Азау станет женой сына Бигана, она полюбит его».
Но разве смог бы кто-нибудь вытравить из ее сердца образ Таймураза? Разве была на свете сила, которая бы заставила ее забыть все, чем она жила с детства?
Как-то Таймураз шел с работы, глубоко задумавшись и глядя себе под ноги. Впереди легла чья-то тень. Он поднял глаза и вздрогнул: перед ним стояла Азау. Она носила еду пахарям. Они смотрели друг на друга, не в силах отвести глаз, и не могли вымолвить ни слова. Наконец, Таймураз произнес:
– Дай бог тебе счастья. Ты нашла хорошего жениха. Лицо Азау вспыхнуло, в глазах блеснули слезы.
– Видно, так мне было суждено. Но ты будь счастлив.
– Клянусь покойным отцом, пока я жив, я никому не отдам тебя!
– Твоей любовью заклинаю тебя, Таймураз, оставь меня, не обрекай на позор!
– Нет, Азау! Даже если весь мир восстанет, никто не сможет отнять тебя у меня.
– Не делай этого, Таймураз, не губи нас обоих! Ведь, если ты умрешь, мне тоже не жить. Лучше забудь меня, выбрось из сердца, иначе два рода начнут истреблять друг друга!
– Разве ты не знаешь, что человек теряет рассудок от любви? Разум мой помутился, сердце сгорело. Скажи мне прямо: ты моя или нет?
Азау ничего не ответила. Сказать бы «Я не твоя», да где взять силы? Сказать «Я твоя», но она знала, что тогда не миновать беды. И она стояла молча, теребя бахрому своего платка.
Любовь, между тем, начала одерживать верх над разумом, удары сердца туманили мозг, огонь сжигал его. Наконец, она сказала:
– Как легко тебе кажется отнять у осетина невесту! Таймураз воткнул в землю острие кинжала.
– Клянусь тебе этой землей, клянусь высоким синим небом, что никто, кроме них, не разлучит нас с тобой!
– Нас ждут несчастья, Таймураз. Прошу, забудь меня! Таймураз не дрогнул бы и перед сотней врагов, но тут он не выдержал и низко склонил голову.
– Азау!..-голос его прервался.-Ты нашла свое счастье, не пожалей же для меня смерти! – он вытащил пистолет и протянул ей. – Стреляй, мне не будет больно!.. Не бойся…
Сердце Азау дрогнуло. Пламя любви полыхнуло в ней, мозг рассыпался огненными искрами. Забыв обо всем, она бросилась на грудь к Таймуразу. Губы их соединились. Потом они сидели на мягкой траве и молчали и лишь звук поцелуев нарушал тишину. Бог знает, сколько бы они так просидели, не помешай им дождь. Началась гроза, и они разошлись в разные стороны.