– Скажи, а что сталось с Таймуразом? Магда тяжело вздохнула.
– Он ведь давно умер… В Урстуалта, у родственников матери… Они привезли его сюда н похоронили рядом с Бибо, его отцом.
Свет померк в глазах Азау. Она почувствовала, как превращается в кусок льда. Все, что заставляло ее жить и дышать, вдруг исчезло. Остались только холод и пустота. В наступившей тишине она услышала свой голос, глухой и бесцветный:
– Прошу тебя, покажи мне его могилу.
Она медленно шла за Магдой. Та молча указала ей рукой на холмик под большим деревом. Азау ничком упала на могилу, тело ее задрожало и вытянулось. Она была мертва.
Магда стала звать на помощь. Сбежались люди и увидели Азау лежащей замертво на могиле Таймураза. Собралось все село. Азау похоронили рядом с Таймуразом. Старики рассказали молодежи историю двух влюбленных. Тот давний суд уже не казался им правым, но ничего уже нельзя было изменить: два любящих сердца так и не встретились в этом мире,
Барана, которого Азау привезла с собой, зарезали ей на поминки, сказали: «Светлая тебе память!», и разошлись.
А над кладбищем Ганиса по сей день стонет, рыдает на ветру старый карагач.
ВДОВА
Кавказский хребет в самой его середине рассечен Кудским ущельем. Вокруг стоят горы-великаны, устремив за облака свои вершины. Склоны и долины пестрят цветами и воздух полон их запаха. Высоко вверху сверкает на солнце снег, оттуда мчатся вниз белопенные потоки. Радостно чувствует себя человек в этих местах, и дышится ему здесь легко.
Прекрасно Кудское ущелье летом, но как тяжело жить здесь зимой! Здесь выпадает особенно много снега. Ветер несет его с севера, из-за хребта, и он ложится по склонам слоем в человеческий рост.
В Кудском ущелье, на берегу Арагви, жили два брата – Таджи и Дзама. Оба были бездетны. Жили они богато, двери свои держали открытыми для всех, любому путнику были они гостеприимными хозяевами и добрая слава о них разнеслась по обе стороны гор. Люди, любя их, часто молили бога дать двум братьям потомство, но молитвы эти не помогли: Таджи и Дзама так и остались бездетными.
Во время присоединения Грузии к России выдались голодные годы. Поля иссохли, выгорели от солнца, хлеб не уродился. Люди, погибая от голода, меняли на хлеб все ценное, что у них было: ружье отдавали за горсть зерна, которая помещалась в стволе, саблю – за то, что помещалось в ножнах. А когда уже нечего было менять, продавали своих умирающих голодной смертью детей.
Была поздняя осень, небо хмурилось. Север дышал холодом и запахом снега, над хребтами клубились черные тучи и у людей на сердце было мрачно: они с тревогой ждали наступления голодной зимы, зная, что помощи ждать неоткуда.
Неподалеку от Косета, на берегу Арагви, на холме жил арагвинский князь.
Однажды жена сказала князю:
– Приближается зима, а у нас нет ни одной мерки зерна. Что мы будем есть? Мы уже продали все, что можно было продать! С холопов наших тоже взять нечего. Старая пословица гласит: «Если арба больше не годится, чтобы возить на ней дрова, значит, она сама годится на дрова». Возьми детей Глахи и продай их где-нибудь, обменяй на зерно.
Князь ничего не возразил.
Ночью через хребты прорвался северный ветер, засвистел, завьюжил, намел снежные сугробы. Стало необычно холодно.
Двое бедняков, муж и жена – Глаха и Марта – жили рядом с домом князя. В тот вечер они улеглись спать поближе к огню, укрывшись старой буркой. Детей своих, мальчика и девочку, они уложили между собой и стали рассказывать им сказки, чтобы дети забыли о голоде. Но от голода и холода страдает даже волк, что же сказать о маленьких детях? Они долго не могли уснуть, плакали и просили хлеба.
Наутро потеплело. Солнце обласкало горы своими лучами и утесы засверкали золотом. Земля отогрелась. Запели птицы. Люди вышли на улицу. Глаха с женой и детьми тоже сидел у порога дома, греясь на солнце, и благодарил бога, создавшего светило.
Вдруг перед ними вырос княжеский моурау.
– Князь требует к себе ваших детей, – сказал он. Глаха сидел, как громом пораженный. Он ничего не мог понять, но сердце его сжалось от тревоги и он спросил дрожащим голосом:
– Зачем же князю наши дети? Княжеский посланец крикнул, подбоченясь:
– Откуда мне знать, зачем ему ваши дети? Это его дело? Он схватил мальчика и девочку за руки и потащил их к князю. Девочке было семь лет, мальчику – девять или десять. Поднялся крик. От плача детей и причитаний родителей содрогнулась земля. Сердца всех, кто видел эту картину, готовы были разорваться, но вступиться не посмел никто.
Глаха с женой, плача, шли за детьми до самого княжеского двора. Войдя во двор, они упали на колени. Князь, выглянув с балкона, крикнул:
– Гоните прочь этих ослов, чтобы я не слышал их воя! Слуги пинками погнали несчастных за ворота. Те пошли прочь, плача и проклиная князя. Князь услышал эти проклятья и крикнул:
– Хосро! Хосро!
Толстый Хосро явился к нему.
– Скажи стражникам, чтобы они как следует намяли им бока! – приказал князь.
Стражники догнали стариков и избили так, что на них не осталось живого места. Они с трудом добрались до дому, и Марта в тот же день умерла. Собрались бедняки, такие же, как Глаха, и, оплакав несчастную женщину, похоронили ее. Глаха недолго прожил после этого и через несколько дней тоже умер.
В тот самый день, когда хоронили Марту, князь отправился продавать детей. По лицам их потоками лились слезы. Камень бы растаял от их плача, но сердце князя было тверже булыжника.
Вечерело. Солнце, не в силах смотреть на страдания сирот поспешило уйти за горы. Было уже почти темно, когда князь добрался до дома Таджи и приветствовал хозяина.
– Добро пожаловать,-ответил Таджи. Он помог гостю спешиться. Детей тоже сняли с лошади и ввели в дом.
Таджи с князем сели у огня. Жены Таджи и Дзама обрадовались детям, приласкали их и те перестали плакать, но еще всхлипывали время от времени.
Зарезали барана. Мясо варилось в котле над пылающим очагом. Жена Таджи тем временем готовила угощение, пекла пироги с сыром. Наконец, ужин был готов. Накрыли обильный стол.
Таджи ни в чем не знал недостатка: при жажде пил пиво, для веселья – араку. Дом – полная чаша, вдоволь земли. Из года в год у него оставались излишки зерна.
Они долго пировали, тост следовал за тостом. Наконец, ужин закончился. Убрали столы. Таджи все еще не знал, зачем пожаловал к нему князь. Такой уж был у него обычай – не спрашивать гостя ни о чем, не угостив его сначала хлебом-солью.
Теперь время настало и Таджи обратился к князю:
– Позволь спросить тебя, куда ты едешь и куда везешь этих детей?
Князь ответил, пригладив ус:
– Ищу, где бы купить зерна. Холопы мои обнищали, у них нечего взять, вот я и меняю этих двоих на хлеб.
Таджи, подумав, решил взять детей себе. Сошлись на десяти мерах зерна. Поговорили еще о том, о сем и улеглись спать.
Наутро, встав и умывшись, снова сели за стол, потом князь забрав свое зерно и оставив детей, отправился восвояси.
Таджи предложил брату взять одного из детей. Дзама усыновил мальчика, а девочка стала приемной дочерью Таджи Девочку стали звать Гурдзыхан, а мальчика – Гурдзыбек.
Дети долго не могли забыть своих настоящих родителей плакали по ним, но, окруженные заботой и лаской приемных матерей, через несколько лет забыли родной грузинский язык и прошлая жизнь стала представляться им далеким сном. Лет в пятнадцать Гурдзыбеку стали доверять стадо. Таджи и Дзама уже не считали себя бездетными, в их домах звучали песни, слышался смех.