История создания Боевой организации Партии социалистов-революционеров и ее первого удачного предприятия вкратце выглядела так.
Первоначально Гершуни вербовал людей в организацию по собственному почину, за спиной ЦК, с помощью только Брешко-Брешковской.
Состав и структуру этой первой Боевой организации Чернов в показаниях по делу Азефа описывал так:
«Собственным центром БО, диктатором ее, в настоящем смысле этого слова, был Гершуни. Что касается остальных членов ее, то хотя число их достигало до 12–13 человек или, может быть, даже до 15, то они были в большинстве своем, так сказать, потенциальными членами БО, т. е. им было дано со стороны Гершуни принципиальное его согласие на участие их в террористических делах БО, причем они должны были, соответственно этому, устранившись от местных дел и соблюдая величайшую конспирацию, быть готовыми в любой момент быть вызванными для совершения какого-либо дела. В то же время из состава всех этих лиц двое были его ближайшими помощниками, и им он передавал время от времени свои функции, функции организаторства. Эти лица были — Крафт, которого он называл помощником № 1, и в отсутствие Крафта — Мельников»[67].
О втором и третьем лице в первой БО известно не так много.
Павел Павлович Крафт, ровесник Гершуни, сын надворного советника, бывший студент Московского университета, в 1890 году исключенный за участие в студенческих беспорядках, сосланный в Пензу, а потом в Саратов. Потом он жил в Киеве и Харькове, но тесные связи с саратовским эсеровским кружком сохранил.
25-летний Михаил Михайлович Мельников, из селенгинских мещан, бывший студент Горного института. Высланный в 1900 году на родину за все те же студенческие политические шалости, он бежал с дороги и жил на нелегальном положении. Человеком был, судя по всему, горячим и нервным.
На «акт» бывший киевский студент Балмашёв вызвался сам. В декабре 1901 года он уехал из Киева в Саратов. Там Крафт по заданию Гершуни снабдил его оружием. В Петербурге его встретил Гершуни, жил с ним в Выборге, инструктировал, готовил и лично проводил до Мариинского дворца. Он следил за подъездом, пока не увидел выбегающего оттуда чиновника без фуражки.
Одновременно с убийством Сипягина предполагалось покушение на обер-прокурора Синода Константина Петровича Победоносцева, 75-летнего старца, личность несравнимо более яркую, чем убитый министр.
Ведь кем был Сипягин? Всего лишь исполнительным чиновником, плечистым, крепко сбитым русским барином, не добрым, не злым, не умным, не глупым, прежде всего лично близким и преданным царю. Между прочим, он был главным проводником лубочного «русского стиля» в окружении Николая: носил одежду XVII века, пытался следовать придворным ритуалам времен Алексея Михайловича. Был, само собой, за неограниченное самодержавие, но в патриархально-московском, а не петровском духе.
Второй отобранный Гершуни боевик (чье имя осталось тайной) должен был уничтожить воспетого Блоком зловещего «чародея», простершего над Россией «совиные крыла». Молва окружала личность Победоносцева мрачным ореолом, его влияние преувеличивали. Уничтожение его стало бы символичным и вознесло бы партию на недосягаемую высоту. Но неизвестный террорист не явился на дело, так как не получил шифрованной телеграммы с инструкциями — а не получил якобы из-за нелепой ошибки телеграфиста. Странная и темная история.
Тем не менее даже частичная удача была чудом. Воодушевленный Гершуни решил завершить начатое. Теперь убийство было назначено на 5 апреля. Победоносцева, а заодно и петербургского губернатора Николая Васильевича Клейгельса предполагалось застрелить во время похорон Сипягина. Гершуни любил театральные эффекты и считал себя выше обывательской морали. На роль исполнителей были выбраны поручик Евгений Константинович Григорьев и его гражданская (а впоследствии и венчанная) жена Юлия Феликсовна Юрковская, дочь польских революционеров, участников восстания 1863 года.