Ступив на твёрдую поверхность взлётной полосы, поёжилась от прохладного ветерка. Но, замёрзнуть не успела, поскольку нас уже ожидал чёрный автомобиль бизнесс-класса, марки «Тойота», разумеется. Мы же в Японии.
Вдоволь нагулявшись, вдыхая ароматы цветущей вишни, отправились в сад глициний «Кавати Фудзи», что раскинулся на холмах к югу от города Китакюсю. Приторный аромат глицинии, напоминающий запах цветущей акации буквально пьянил, пробуждая зверский аппетит. Но, поскольку наша кругосветка была сжата до месяца, решили не задерживаться и пообедать на борту самолёта, взявшего курс на Париж.
Нам повезло забронировать номер на сутки в самом знаменитом отеле Парижа – «Плаза Афина» и именно тот, с кованой решёткой на балконе и алой геранью в длинных кашпо, фото которого я даже изобразила на стеле своей комнаты, на шаг, приблизив себя к мечте. И, вот теперь стою на том самом балконе, гляжу на строение Эйфеля, и не могу поверить в сказку, в которой оказалась.
– И, как оно, когда сбываются мечты? – обнял меня Говард, подойдя сзади.
– Замечательно, – откинулась на крепкую мужскую грудь. – Ради таких моментов, можно потерпеть и искусственное светило Океании, и тех засранцев из парламента, что вставляют мне палки в колёса, не желая перемен, да и всё остальное.
Вскоре в дверь номера постучали, прикатив на тележке ужин, который по моей просьбе перекочевал на балкон. Ужинать при свечах, в компании любимого мужчины, ожидая, когда же башня Парижа вспыхнет золотыми огнями – это ли не апогей романтизма.
Мы не стали дожидаться, когда официанты соизволят вернуться за посудой, закрыв номер, перебрались в спальню.
– Интересно, что там по телевизору показывают? – схватилась я за пульт, в то время, как Говард принимал душ. Стоило мне нажать на кнопку пульта, как комнату наполнили звуки группового порно, отчего я растерялась, не сразу сообразив нажать на красную кнопку.
– Гляди, пятеро на одну! – воскликнул Стейтен. – Вот это выносливость! А, ты всё боишься, что не потянешь нас четверых. Гляди ка и ведь везде успевает, – усмехнулся он, наблюдая, как грудастая блондинка, насаженная сразу на три ствола, успевает обрабатывать орально ещё два, что призывно тыкаются ей в лицо.
– Фу! – вырубила я телевизор. – Противно то как! Бе!
– Неужели тебе ни разу не хотелось доставить удовольствие своим мужьям подобным образом? – усмехнулся Стейтен.
– Представь себе, нет, – соврала я, вспомнив, как однажды позволила себе так обласкать Алекса. «Ну, когда это было-то», – подумала я, залезла под одеяло.
– А, если бы кто из нас хорошо попросил? – забрался он следом, скинув с бёдер влажное полотенце.
– И, тогда бы не стала. Мне противна сама мысль об этом. Неужели вам мало того, что я вам даю?
– Нет. Но, иногда хочется разнообразия, – произнёс он мечтательно.
– Я воспринимаю это, как высшую степень унижения.
– А, вот мне очень даже нравиться пробовать тебя на вкус, – перекатился он к моим ногам, откинув одеяло. – Я получаю не меньше удовольствия, чем ты, когда ласкаю тебя вот так, – втиснулся он между моих ног, широко разведя в стороны колени. Сдвинув в сторону трусики, провёл языком вдоль нежных складочек, задевая пульсирующий холмик.
– Ах! – выдохнула я. – Ну, ты то у нас спец в женских ласках. А, то, что ты требуешь, для меня ново.
– Никогда не поздно учиться чему-то новому, – посмотрел на меня Стейтен, прежде чем довести меня до пика блаженства.
Как он не провоцировал меня этой ночью на новые подвиги, я осталась непреклонной.
Утром, проснувшись от какого-то шума, доносившегося с улицы, взглянув на Говарда и обомлела, от физической возможности его органа жить, отдельной от его носителя, жизнью. Фаллос, возвышаясь над лежащим на спине Стейтеном, соорудив из одеяла домашнюю версию Фудзиямы, так и напрашивался, чтобы его потрогали. В борьбе «за» и «против», победило любопытство. Медленно стянув с этого флагштока его прикрытие, я обалдела, впервые разглядывая так подробно палочку-хотелочку. Коснувшись налитой кровью головки, ощутила на пальцах вязкую смазку, которую тут же захотелось вытереть о что-нибудь. Ничего лучшего не придумав, как отереть руку о ствол, увитый верами, кожа которого оказалась на удивление бархатистой. Испугавшись, одёрнула руку, когда спящий Говард отреагировал на моё прикосновение гортанным стоном. Но, в тоже время, ощутила власть над этим мужчиной, и над его желаниями. Как не странно, но это чувство дало толчок к дальнейшим действиям. Облизав сухие губы, расположившись удобнее, коснулась подрагивающей головки губами, лизнув при этом гладкую кожицу. И, снова Говард простонал, заглатывая воздух ртом. Осмелев, вобрав в рот это чупа-чупс, принялась посасывать его, слегка пощёлкивая языком. Слыша, как сбилось дыхание Стейтена, взглянула на него, и пришла в ужас, встретившись с ошалелым взглядом голубых глаз, радужку которых сужала расползавшаяся в них тьма зрачка.