— Дрина, тебе бы в кино с такими талантами, — я хмыкнул, разворачиваясь.
— Разреши увидеться с Янко... — выпалила в спину артистка. — Пожалуйста.
Хорошо манипулирует. Я чуть поджал губы, обернулся на неё печальными глазами и...
— Нет, о встречах с ним можешь забыть.
Лицо мелкой резко переменилось.
— Козлина!
— Ага...
Второе Небо. Неподалёку от Московии. Свободное племя.
— ...что он себе позволяет?! — от воплей Игната Борисовича в палатке тряслась ткань; не ори он в жаркий солнечный день, перебудил бы всех вокруг. — Что за цирк с заложниками?! Этот евнух ещё познает ярость Романовского!
Льняная сумка, тем временем, набивалась тряпочной одеждой. Какой-то старый пиджак, изорванная клетчатая рубашка, расчёска и бутылочка рома — всё, что оказалось в сумке за короткое время сборов.
— Барон, вы не обязаны туда отправляться! — охранник успокаивал старика как мог, вот только выходило у него это не лучше, чем у всех других, что пытались остудить гневные порывы.
— Этот евнух будет просить пощады в моих ногах! — ревел Игнат Борисович всё громче, швыряя очередную безделушку в сумку. — Видите ли, соизволит меня видеть на своей помолвке с Раевскими. Ха! Я ему устрою помолвку, евнуху проклятому. Он её на всю жизнь запомнит, вот и всё!
Крики продолжались, и, казалось, Игнат Борисович даже не думал выказывать своё несогласие тихо, либо же в своей голове. Впрочем, при всей громкости и экспрессивности, никто вокруг так и не понял, что именно произошло.
— Где моя сабля?! — взвыл он, стоя на коленях и оглядывая пол под кроватью. — ГДЕ САБЛЯ, ЕВНУХИ ПРОКЛЯТЫЕ?!
— Вы ведь продали её в пьяном...
Не успел цыган договорить, как в его лицо вылетела пустая бутылка, мягко врезалась в стенку палатки и скатилась на пол.
— Это особенная сабля, старый ты евнух! — процедил Игнат Борисович, смахивая мусор, что лежал повсюду. — Сабля Павшего воина — оружие, с которого срисовали герб Павшего ордена! А ты говоришь, я его продал?!
Цыган, наблюдая за тем, как старик корячится, мотнул головой...
— Игнат Борисович, вы можете взять мою... — и вытянул своё оружие в сторону Игната.
Романовский проворчал под нос что-то невнятное, поднялся на ноги и одним взмахом выхватил клинок, тут же закидывая его на пояс и пулей вылетая из палатки.
— Торнак! — тут же окликнул Барон коня, усиливая собственный голос ладонями.
...где-то сбоку старика послышалось цоканье копыт. Пятнистый конь величественных размеров неторопливо шагал в сторону Барона, вынуждая стоящих на пути расходиться.
Торнак, конь некогда погибшего — либо же пропавшего без вести — Барона Дэвида Драгомира, был одним из умнейших животных на Земле. И подчинить его себе удавалось лишь двум людям во всём свободном племени. Первым был Дэвид Драгомир, вторым — Игнат Борисович Романовский.
Старик со сдержанным восторгом оглядел животное, которое гордым видом возвышалось надо всеми.
— Этот конь... — произнёс Барон, оглянувшись. — Приходит только в крайнем случае. И сегодня случай поистине крайний. Я отправлюсь за своими детьми, чтобы высвободить их из лап ублюдка. Янко Драгомир, Пелагея, Боико и Дрина! Они были нагло заключены в темницу и подвергаются жутким избиениям, пока мы сидим тут и ничего не знаем! И отправлюсь я сегодня... не по добру, а по силе!
Провожаемый сотней взглядов, старик направился к коню. Алкоголь, накрывающий разум, развеялся быстро.
— ...и гнев мой падёт на Красный орден — орден, отнявший у меня не только внука, но и детей!
Рука старика резко взметнулась вверх; прыжок — и он вцепляется коню в холку. От неожиданности животное заржало и дёрнулось, но хватка Игната Борисовича была крепче; он перебросил тело через круп.
И вот он сидит верхом на Торнаке. Вторая рука — тоже в холку, игнорируя подпругу.
— Все, кто готов помочь — отправляйтесь со мной. Курс — поместье канцлера Константина Раевского!
И конь сорвался с места.
...Торнак нёсся и нёсся вперёд, то совершая мощные прыжки, то гарцуя. Казалось, старик целую вечность не ощущал того порыва ветра, что хлестал по его щекам.
Это было непередаваемо... будто к жизни вернулся вкус.
Второе Небо. Московия. Поместье Бисфельдов.
— Выглядишь не лучшим образом, пап, — покачал головой Дмитрий, глядя на Роберта. — На тебе лица нет.
Роберт прикрыл за собой дверь. Снаружи, в коридоре и других помещениях особняка Бисфельд сновали слуги и прочий персонал, начинали готовить одежду и прочее. Но здесь, в этой комнате, они оставались вдвоём. Роберт стоял лицом к окну, сцепив руки за спиной, но всё равно выдавал своё волнение.
Не то, чтобы Дмитрия это удивляло.
— Можешь не объяснять, — махнул парнишка рукой. — Слухи расходятся быстро, и то, что произошло в поместье канцлера... в общем, я уже в курсе той маленькой занимательной штуки.
Роберт помотал головой.
— Ты хоть понимаешь, для чего нужен этот союз? — граф спрашивал больше себя, чем сына. — Для получения власти.
— Наглый, самовлюблённый, не принимающий авторитетов канцлер, — кивнул Дмитрий, круговыми движениями смешивая виски с газировкой. — Решил выдать свою дочь за парня с трущоб. Ты из-за этого так беспокоишься?
— Дело даже не в этом. Красный орден находится в крайне невыгодном положении, — вырвалось у Роберта. — Каждый член ордена явно понимает, к чему всё идёт. Канцлер отнимет камень... и тогда история свернёт в ещё более кровавое русло.
— Ну — согласись, у него уже есть на то все права, — пожал плечами Дмитрий. — А что до самоуверенности, то этот старик всегда таким был. Ему плевать на условные соглашения и прочее. Мы бы с такой же перспективой могли выдать Юджину за какого-нибудь старикашку с камнем.
Роберт нахмурил брови, сын махнул рукой.
— Не делай такой страшный взгляд, пап. Я пошутил.
— Следи за языком и думай, прежде чем им шевелить, — мотнул головой отец. — Эраст и этот Красный орден... они стали разменной монетой в политической игре Раевского. И сейчас, всё, что мы можем...
— Укрепить позиции Эраста? — ухмыльнулся Дмитрий. — Он ни в какую не хочет союзничать. Уже пробовали, и не раз.
— Не неси ерунды, Дим, — отмахнулся Роберт, оборачиваясь обратно — к окну. — Позиции Красного ордена и без нас укрепляются с безумной скоростью. Они поглотили орден Щита за пару часов — неслыханное дело. Эрасту попросту незачем потакать в угоду нам, Бисфельдам. В случае с Эрастом нужно что-то более равноправное.
Дмитрий промолчал. Всё и так понятно без слов, нет нужды что-то объяснять. Отец просто, как обычно, начал издалека.
— Но они продолжают нуждаться в помощи, — подытожил он. — Явно осознают, что в поместье канцлера руки их попросту связаны априори.
Дмитрий хмыкнул.
— Меня другое забавляет, пап, — он чуть пригубил напиток. — Когда это мы стали так серьёзно относиться к орденам?
— Ты знаешь и без меня... — отозвался отец. — Но это сейчас не самое страшное. Когда Константин возьмёт два камня, его власть...
— Не возьмёт, — уверенно заключил Дмитрий. — Красный орден не позволит. Мы, в конце концов, не позволим. Не будет мега-сильного рода Раевских. Будет либо союз двух семей, либо... ничего. В любом случае, София осознаёт, для чего всё это. И на помолвке... я думаю, она запрётся где-нибудь и будет оплакивать свою молодость.
— Да... — согласился отец. — Если София ненавидит Эраста, то наша с тобой работа становится плёвой.
В дверь неожиданно постучались.
— Что такое? — обернулся Дмитрий.
— Всё готово, господа. Солдаты осведомлены, можем выезжать на банкет.
Отец с сыном кивнули в одно время — и направились из комнаты. Слишком мало времени, чтобы подолгу что-то обсуждать.
Второе Небо. Московия. Третье отделение жандармерии.
— Я думала, у вас отпуск, господин Андропов.