Лиза… как и всегда оставалась оптимистом. Что бы с ней не делал отец; как бы похабно не обращался с ней «я» в прошлом. Она продолжала улыбаться через боль; продолжала готовить, оказывать поддержку и придавать этому дому уют.
Когда я садился за стол аккурат перед пустой тарелкой, взгляд мой привлёк покрытый рубцами шрам на спине Лизы, выглядывающий из-под изношенной белой майки. Тельдор любил оставлять на ней следы после всякого раза, когда сестра пыталась перечить… и этот был особенно болезненным.
— Не трогай, — холодно бросила Лиза, только лишь я потянулся рукой к рубцам. — Пожалуйста.
— Я хочу помо…
Лиза дёрнулась, разворачиваясь и хватая чугунную ложку.
— Пожалуйста, не нужно меня трогать.
Я отвёл взгляд и убрал руку, подметив про себя, как сильно в ней пульсирует боль от одной лишь попытки думать о Тельдоре. Да и обо мне, впрочем. Сейчас она только строила из себя ту, что искренне рада видеть меня. На деле же… она боялась.
Долго дожидаться подтверждения этой мысли мне не пришлось. Покинув кухню на пару минут, Лиза вернулась в накинутом на плечи халате, а затем окинула меня чуть робким взглядом.
— Прости, я… — она вновь подошла к плите. — Так ты будешь угадывать, что я нам приготовила?
Она ослабила пламя под сковородой и приоткрыла крышку.
— Там картофель, — тихим тоном отметил я, учуяв знакомый запах жаренной картошки.
— Верно, — она накрыла на стол и присела напротив. — Правда, картошка не самая молодая, но… почти как в ресторане.
Я, улыбнувшись, кивнул в ответ. Как в ресторане… особенно после яств, которыми меня кормил Баронк.
Правда, было одно небольшое различие; в ресторанах — как же давно я там не был — под тихую музыку я не ощущал того напряжения, которое чувствовал сейчас, сидя перед Лизой. После случившегося девочка прикладывала много усилий, чтобы не уйти в себя, но… глаза её выдавали.
Впрочем, тишина мне была более привычна, чем бесконечная болтовня. Только в полной тишине я мог полностью сосредоточиться на мыслях — уйти в анализ происходящего вокруг.
— Вчера мы говорили о маме, — внезапно начала Лиза, ковыряясь в своей тарелке. — Ты обещал, поможешь её найти и всё такое…
Я молча кивнул в ответ, не перебивая.
— Но откуда ты знаешь, что Эмилия жива? — глаза её поднялись на меня. — Десять лет её не было с нами. И за всё это время я ни разу не услышала о ней. Нигде не видела, как бы сильно не искала. У меня нет особых надежд, но… почему ты мне сказал это?
Потому что не мог добить и без того сломанного человека. Я пожал плечами, продолжая молча жевать старый картофель.
— А что это было вчера? — добавила она с удивлением. — Что ты вчера говорил? Что-то про грязь… что хочешь выбраться. Это тоже было так, для красного словца?
Я мотнул головой.
— Не молчи.
— Нет, — выпалил я, вспоминая, что могу говорить. — Всё сказанное мной вчера — правда. Я действительно собираюсь помочь.
Лиза моргнула, отводя взгляд. Глаза её покрылись слёзной пеленой. Неужто не верит мне?
Впрочем, осталось совсем немного. Надо лишь вспомнить свои рефлексы и понять Ауру.
Так я и сделал.
После завтрака в немного напряжённой обстановке я вышел во двор своих скромных владений. Солнце в этот раз освещало гораздо больше деталей, и на глаза попались те самые «тренажёры», вместе с которыми я, можно сказать, проводил большую часть своей юности.
…топор в одной моей руке взвыл вверх, раздался треск древесины, и полено разлетелось на две части. Первым делом нужно было вспомнить, как работают мышцы, да и вообще — понять, каково это быть полноценным человеком.
Пока в моём теле есть сила, я обязан её познавать. Точнее, пересматривать её суть.
…сила, каково же её истинное предназначение.
В моей жизни только и звучало — «ты должен стать сильнее».
Каждый, кто встречался со мной в поединке, неизбежно пал, а отец продолжал твердить, что я «жалкий щенок». Каким бы я сильным не становился, этому ублюдку было мало… он продолжал бросать меня в нечеловеческие условия с уверенностью, что я выберусь ещё более крепким.
Время шло, и вне зависимости от влияния отца мне начинало доставлять удовольствие знание того, что я лучший. Демонстрация своей власти над теми, кто слабее и бесправнее… Мне будто нравилось быть причиной чьих-то страданий. А безнаказанность, как известно, развращает.
И всё стало только хуже, когда меня признали в высшем свете. Столп Империи Эраст Орлов — знать почитала, аристократия подчинялась. Однако, даже получив возможность влиять на мир, я не останавливался — продолжал оттачивать свою Ауру, уничтожал непригодные мне города и устраивал войны.