Что-то спросил. И сразу помехи, но все же можно было разглядеть струю воды, внутренность фарфоровой кружки, кипятильник, плакатное лицо офицера, шевелящиеся губы, ряд удивительно красивых зубов при улыбке. Он что-то рассказывал, рисовал на листочке, появились серебряные стопки, бутылка коньяка. Хозяин подливал, помехи были стабильными, на диктофоне шла запись. А ей хотелось разглядеть фотографию за спиной хозяина, но это было невозможно, потому что она видела все глазами пациента.
Гость обернулся к двери, видно, на стук. Листок мгновенно исчез со столика. Дверь, железная, выкрашенная серой масляной краской.
Она слышит стук об это железо. Помехи исчезают. Она слышит громкий стук и только теперь понимает, стучат к ней.
Скорее, скорее… Там, на экране, входят двое, в рабочих комбинезонах. Скорее, скорее… В ее дверь скребется железное, нащупывает язычок замка… Комбинезоны надвигаются, отодвигаются, белое, со сжатыми губами лицо, ослепительная вспышка, стена, фотография, стена взлетает вверх, снова вспышка, помехи, темнота; язычок нащупан, его медленно отжимают железным; помехи исчезли, кто-то выключил диктофон.
— Получай, сука, легавый, — слышит она хриплый голос и оборачивается, ошеломленная тем, что увидела на фотографии. Там была она, лежащая щекой на подушке, под щеку подложена ладонь. Круглое белое плечо, гладкое лицо. Старая фотография.
Она не удивилась, увидев его. А вот спутник — поразил. Это был дежурный по проходной. Немец с эмалевыми неподвижными глазами. Они молча смотрели друг на друга.
— Зачем? — спросил он, опираясь рукой на плечо немца.
— Вы… ты… поменял вектор… зачем?
— А разве не интересно знать, что ожидает его в прошлом? Эксперимент усложняется, великий эксперимент…
— Но ты не сказал мне об этом…
— Откуда же узнала?
— Интуиция… после того, как я сказала, что видела человека, похожего на тебя, ты решил изменить время, я не должна была видеть его будущее, не путай меня, я разобралась с этими программами, хотя ты и запутывал меня изо всех сил. Зачем?
— Программами? Ты сказала программами? Ты пользовалась новой программой? Ты понимаешь, что натворила?
Он сделал шаг к ней, сняв руку с плеча ночного дежурного, и тот тут же сделал шаг вперед. Но Саша нежным движением слегка дотронулся до его плеча, останавливая.
И только теперь ей стало страшно. Страшно до оледенения затылка. Спасения нет. Они просто приведут ее в соседнюю комнату, она побудет там немного, минут пять, потом он проводит ее, нет, уже не ее, а кого-то другого домой. И дальше… Этого не может угадать никто. Наверное, даже он. А ее больше не будет, и она не сможет помочь себе.
— Не подходи ко мне! Я сняла копию, ты сам виноват! Зачем ты все перепутал? Зачем убеждал меня, что произошла путаница и я видела его будущее? Я видела прошлое, а будущее… черт с ним! Оно меня не волнует.
— Как ты сказала?
— Оно меня не волнует.
— А до этого?
— Зачем ты отнял у меня программу? Почему запретил мне прийти еще раз, как договаривались?
— Неужели ты не понимаешь, что это уже моя работа, неужели убеждена, что имеешь на нее право? Я помог тебе, и баста, баста! Ты украла программу! Ты воровка!
— Нет, я не воровка, потому что это принадлежит мне.
— С каких это пор?
Он был предельно осторожен и спокоен. Он хотел знать все до конца, до донышка, но и она хотела знать до конца.
— Я прошла всю программу…
— До…
— Да. До того самого последнего момента.
— Ну и что! Big deal прихлопнули стукача, поделом.
— Ты тоже понял, откуда помехи?
— Естественно.
— Этот человек был моим… мы жили вместе…
— Ты этим потрясена?
— Я этим потрясена.
— И больше ничем?
— Отвези меня домой.
— И больше ничем?
— Отвези меня домой. Клянусь, с меня хватит! Я ненавижу все это, я хочу умереть.
— Действительно хочешь?
Она почувствовала, что панель, на которую опиралась, ускользает и ее неудержимо тянет вниз. Последней мыслью было: не повторяй, не повторяй!
— Отвези меня домой, я уеду в Америку и там останусь, — лепетала она, — я больше не могу здесь жить. Клянусь тебе, я там останусь!
— Когда вы уезжаете?
— Через три дня.
— Жаль. Утром я улетаю в Петербург. Постараюсь вернуться, но… Давай попрощаемся на всякий случай.
На проходной немец вернул им контрольные картонки-пропуска: молча, резко выбросил руку. Саша положил на его та-донь два жетона, рука исчезла, снова резко выскочила из окошка с паспортами.