— Чепуха какая-то, — бормотал он в перерывах между приступами, — я же нигде не мог простудиться.
Ирина вернулась в прихожую в накрахмаленном «парадном» халате.
— Раздевайтесь, больной… Так… А теперь скажите «а-а-а».
Вся слизистая была поражена, а волдыри на теле потемнели и расползлись.
— Доктор, мой приятель говорил, что когда у него кашель, он идет к любимой женщине и все проходит. Я спросил ее адрес, а потом вспомнил, что у меня есть своя любимая. Острый случай, имею право.
— Случай действительно острый. У тебя отек Квинке.
— Отека Квинке нет. Просто очень сильная аллергия.
— На что?
— Вот это хороший вопрос. На жизнь.
Она вкатила ему сильную дозу супрастина, он лежал, глядя в потолок. Она присела на кровать.
— Слушай, ты, конечно, слышал, что при такой сильной аллергии полагается очистить желудок. У меня все готово. Повернись на бок, я подстелю клеенку, и ты даже не заметишь…
— Ты действительно хочешь это сделать?
— Что значит хочешь? Нужно. Повернись, пожалуйста.
— Ты действительно…
— Больной…
— Это лучше сделать в ванной.
Он встал и голый прошел через комнату. В ванной он включил воду на полную мощность.
— Ты действительно меня любишь?
— Да ни одной минуты. Пожалуйста, вернись в постель. — Она потянулась выключить воду, но он задержал ее руку. Глаза у него уже были чуть замутнены супрастином. Он притянул ее к себе и прошептал на ухо:
— Ты знаешь, из меня хотят сделать что-то вроде доктора Камерона.
— А кто это такой? — в ужасе спросила Ирина.
Она так много видела помешанных и так хорошо знала неожиданность этой беды, что в отчаянии затихла в его руках.
— Вспомни. Скандал в Канаде. Процесс.
— Да, да… но ведь это было давно, лет десять назад, и я была уверена, что это наши журналисты, ну пропаганда придумала все эти ужасы. Неужели…
— Я хочу спать. Потом. Потом…
Потом, утром следующего дня, когда думала, что бред прошел, растворился во сне, Леня вдруг сказал:
— Поедем куда-нибудь подальше, на свежий воздух, погуляем.
— А тебе не надо позвонить домой? Наверное, волнуются…
— У меня нет больше дома. Я ушел.
— Как это? — глупо спросила Ирина. — Как это ушел? А дети?
— Дети? Какие они дети — взрослые мужики, и все, что можно было получить от меня, они получили, на десять лет вперед хватит.
— Не понимаю…
— Потом, потом.
В Саввино-Сторожевском монастыре они долго ходили молча вдоль облезлых древних стен. Ирина ждала. И вот в глухом, замусоренном углу, возле проема, сквозь который открывался запечатленный Тарковским пейзаж поймы, он сказал:
— Слушай, не перебивай и думай.
— Слушаю.
— Ты знаешь, что я занимаюсь изучением полей биоплазмы, то есть крайне слабых электрических полей, окружающих человека, животных, растения.
— Впервые слышу.
— Неважно. Важно другое. Американская разведка занимается изучением экстрасенсорных восприятий, а проще говоря, чтением и передачей мыслей на расстоянии.
— По-моему, бред, реникса.
О господи, сколько таких, слышащих голоса, приказывающие им делать ужасные вещи, мучающихся от излучений, посылаемых на них американскими передатчиками, она перевидала в клинике. С какой убедительной шизофренической достоверностью приводили они доказательства интереса к ним ЦРУ, и теперь этот уникальный светлый ум поражен тем же страшным недугом.
Она вспомнила замученного человека, мужа безнадежной пациентки, и как он старался найти логику в ее безумии, и как она, Ирина, убеждала его снова и снова, что безумие потому и есть безумие, что логики в нем нет. Похоже, теперь настала ее очередь.
Она пропустила какие-то слова Лени.
— …Человек делает то, что от него хотят. Психопрограммирование, то есть тайное воздействие на сознание людей, главным образом на эмоциональные и психофизиологические подсознательные факторы.
— Зачем?
— Чтобы сформулировать определенную систему установок. Кодирование. То есть иметь возможность подсказывать людям их поведение.
— Помнится, где-то промелькнуло, что американцы подозревали нас после войны во Вьетнаме, что мы нечто подобное делали с военнопленными. Неужели это возможно?
— Еще как! Успокоить, сдержать, сделать неподвижным, вызвать беспокойство, шок, вывести из себя, ошеломить, привести в уныние, временно ослепить, оглушить или просто заставить потерять голову от страха… всякого.