Вернулась домой баба-яга, смотрит — все сделано, и говорит деткам:
— Ну, на сегодня справили вы все, как следует, а на завтра задам нам задачи потруднее, не исполните — не прогневайтесь…
Баба-яга послала сиротинушек спать на чердак, — дети ни живы ни мертвы…
При лунном свете видят они всякие страсти: из темных углов глядят на них черепа, всякие гады ползут по стенам; сова большущая так и смотрит, как бы выколоть им глаза, и если бы не верный друг, черный кот, то дети умерли бы со страха. Дрожат они, бедняжки, громко дохнуть не смеют, ждут-не дождутся утра.
Чуть рассвет, баба-яга им задала еще труднее работы: вдвое напрясть да дров на баню нарубить, и ушла в лес. Схватили детки гребешок с полотенцем, взялись за руки, да и давай Бог ноги!
Их хотели было собаки на дворе рвать, они им лепешечки дали; ворота хотели было перед ними захлопнуться, да сиротинушки им под пяточки маслица подлили; хотела было им березка придорожная, глаза веткой выхлестнуть, да Галя ее ленточкой перевязала… Так все их и пропустили, и выбежали они в чистое поле из лесу.
кот сел за кросна и прядет, не столько спрял, сколько напутал.
Подошла баба-яга с надворья к окошку и спрашивает:
— Прядешь ли, внученька, придешь ли, милая?
— Пряду, бабка, пряду, милая! — замяукал ей кот в ответ.
Бросилась баба-яга в избу, видит — детей и слуху нет! И давай бит кота кочергой, приговаривать:
— Зачем детей отпустил, зачем глаза не выцарапал?
И говорит ей кот:
— Я тебе сколько лет служу, ты мне кости не бросила, а они меня ветчинкой накормили.
акинулась баба-яга и на собак, и на ворота, и на березку придорожную, зачем они детей упустили. Говорят ей в ответ собаки:
— Мы тебе сколько лет служим, ты нам горелой корки не пожаловала, а они для нас лепешки не пожалели.
Говорят ей ворота:
— Мы тебе сколько служим, ты нас и водой не плеснула, а они нам под пяточки чистого маслица подлили.
Говорит бабе-яге и березка придорожная:
— Я тебе сколько служу, ты на меня ниточки не повесила, а они меня ленточкой перевязали.
Баба-яга видит — дело плохо, садится на ступу — поскорей в погоню за детками пускается, летит, поспешает, пестом погоняет, помелом след заметает.
слышали детки за собой погоню, бросили за спину полотенце, — протекла позади них река широкая и великая. Баба-яга билась-билась, весь берег избегала, нашла, наконец, брод в речке и опять пустилась за детками…
от уж и близко, вот-вот нагонит! Приклонила Галя ухо к земле и слышит погоню — скорей гребешок за спину бросила, — поднялся позади сиротинушек лес густой, дремучий… Корни с корнями в том лесу сплетаются, ветви с ветвями сливаются, вершины к вершинам приклоняются. Баба-яга стала сквозь тот лес пробираться, но, сколько ни билась, не могла пробраться и воротилась в свою избу.
А детушки-сиротинушки Галя да Лавро к отцу прибежали, о своем страхе ему поведали и таково словечко промолвили:
— Родимый наш батюшка, зачем ты нас покидаешь? На кого нас, горемычных, меняешь?
И прогневался родитель на злую мачеху, прогнал ее из дома и остался с той норы с детками жить-поживать, ни на чьи чужие руки, милых не стал покидать. Я и сам у них в гостях был, их житье-бытье видел, дед и меня угостил, не обидел.
