Выбрать главу

— Ой, спасибо! А что у тебя за вопросик?

— Да, в общем-то, ничего серьезного. Хотела спросить, не одолжишь ли ты мне Ириску? Всего на недельку.

Федя всхрапнул, как загнанный конь, и крикнул:

— Зачем тебе моя собака?

Сахар свой человек, и я сказала чистую правду:

— С мужиком хочу познакомиться.

На сей раз он хрипел дольше. Я поняла, что осмысливал. Однако до конца, видимо, не осмыслил, потому что спросил:

— А Ириска-то тут при чем?

— Федя, ты понимаешь, этот мужик тут каждый день гуляет с собакой, — принялась терпеливо объяснять я.

— А собака у него ротвейлер или мастино наполетано, — взвыл Федор.

— Что ты, что ты! — скороговоркой затараторила я. — Совсем маленький миленький песик. Почти уверена, он и кусаться не умеет, у него челюсти абсолютно кривые.

— Порода? — жестко осведомился неумолимый Федор.

— Французский бульдог.

— И она говорит, он кусаться не может! У французских бульдогов, к твоему сведению, мертвая хватка.

Не даст Ириску! Вот так люди и страдают за правду. Что мне стоило соврать, будто у моего Принца какая-нибудь левретка! Но надежда умирает последней, и я продолжала уговаривать.

— Ты, наверное, знал агрессивных французских бульдогов, а этот такой спокойный, даже вялый.

— Все они вялые, пока не укусят.

— Федечка, я тебя умоляю! Клянусь тебе держать Ириску на поводке и к бульдогу близко не подпускать. Его, между прочим, тоже на поводке выгуливают. Пойми: для меня это вопрос жизни и смерти! Ну пожалуйста! — И тут я прибегла к почти запрещенному приему: — Тебе-то только лучше. Ириска у меня недельку поживет, а вы пока, может, с Пупсиком помиритесь. И денег я тебе прямо сегодня дам.

Чумка, внимательно следившая за ходом нашего с Федечкой разговора, сунула мне под нос два пальца. Совершенно верное решение! И я, добавив еще немного вкрадчивости в свой и без того елейно звучащий голос, решила затронуть самые низменные струны в душе своего собеседника:

— А хочешь, не тысячу, а две? Купишь тогда Пупсику какого-нибудь другого «Бланика» взамен съеденного. Вот она тогда без Ириски своими туфельками как следует и насладится.

— Агата, тебе никто не говорил, что ты шантажистка? — пробасил он.

— Никто. Ты будешь первым, — весело откликнулась я, ибо уже не сомневалась: Сахар сломался.

А он уже тем временем заговорщицки шептал:

— Только давай договоримся: я Ириску тебе вроде как насовсем отдаю. Ну типа без Пупсика жить не могу. Подождем, когда страсти улягутся, а после вроде как выяснится, что Ириске у тебя плохо, и тебе как бы придется мне ее возвратить.

— Сахар, а тебе никто не говорил, что ты наглый врун? — отбила обвинение в шантаже я.

— Постоянно говорят, — в свою очередь, парировал он. — Так что этим ты художника не унизила. У меня просто творческое воображение хорошо развито. Что, если я прямо сейчас соберу Ирискино барахло и вместе с ней к тебе? Подходит?

Все складывалось как нельзя лучше. Сегодняшний день у меня был совершенно свободный. Да и откладывать приезд таксы не в моих интересах. Вдруг потом Федя передумает. Ну например, Пупсик уйдет, а Феде понравится снова жить одному. Тогда он мне свою собаку ни за какие коврижки не отдаст.

— Приезжай! Жду.

— Я мигом. Только Пупсику сообщу, что она победила! А ты пока туфли свои спрячь подальше. Предупреждаю: уничтоженную Ириской обувь компенсировать тебе не намерен.

— Естественно. Я ведь не Пупсик.

С Федей мы завершили беседу, крайне довольные друг другом. Перед обоими замаячили радужные перспективы.

— Мы в ответе за тех, кого приручили! — передразнила я друга Сахара. — А собаку отдал. Сейчас привезет.

— Тогда я у тебя еще посижу, — сказала Чумка. — Сто лет Федьку не видела. Только опять в платье впихиваться неохота. Можно, я в твоем костюмчике останусь?

— Тебе же цвет не нравился.

— А я сейчас себя не вижу. Зато мягонько, свободненько, а в платье корсет.

— Живи, — разрешила я. — Если хочешь, и домой в нем езжай. После как-нибудь вернешь.

— Ой, ну ты сегодня добрая! Благотворительностью занимаешься направо и налево. Что бы у тебя еще попросить?

На Чумкином лице воцарилась задумчивое и одновременно мечтательное выражение.

— Денег дома больше нет. Остальные в банке, — сочла невредным предупредить я. — И мужика не одолжу, сама еще им не пользовалась.

— Да пользуйся на здоровье, у меня свой. Но если потом надоест, я на очереди.

— Очередь лучше не занимай. Такой мужик надоесть не может.

Федя возник лишь часа через два. Похоже, процесс примирения с Пупсиком оказался длительным. Собственно, сперва Сахар даже не появился, а позвонил снизу:

— Ты, старуха, спустись и помоги, а то одному мне не справиться.

— А что там такого, с Ириской справляться? — Я хихикнула. — Или Пупсик ее покусала, и она стала бешеной?

— Шутку не принял. Дело совсем не в Ириске, а в ее приданом.

— Какое еще приданое?

— Ну я же тебе ее вроде насовсем отдаю. Вот и привез полный комплект ее барахла.

— Сколько же, интересно, барахла может быть у собаки? Миска, корзина, что еще?

— Отстала ты от жизни. У современной собаки должно быть еще много чего. Сейчас лето. Автопоилка с охлаждением требуется в обязательном порядке. А также дозатор корма с таймером, домик для перевозки, три комбинезона, шампунь для мытья, средство против блох, витамины, набор поводков и ошейников, игрушки, сухой корм нескольких видов. Что-то я, по-моему, еще забыл назвать, но с собой захватил.

— И ты все это припер ко мне? — ужаснулась я.

— Естественно. Она ведь у тебя жить будет, и ко всему этому привыкла.

— Ну хорошо. Спускаемся.

— А кто еще? — не понял Федя.

— Чумка. Она у меня в гостях.

— Замечательно! Давно не виделись! — обрадовался он.

Когда мы вышли из подъезда, мистер Сахар заключил мою подругу в пылкие объятия.

— Сколько лет, сколько зим! Совсем не меняешься. И цвет этот тебе к лицу! — оценивающе оглядел он мой поросячьего цвета костюмчик и перевел взгляд на меня. — Учись, Разумовская, у подруги. Ты бы на такой цвет нипочем не решилась. А Викуся выбирает и выигрывает. Ты теперь человек творческий, тоже пора из серенького выбираться.

— Это мой костюмчик, — свирепо сообщила я ему. — А Чумке я его всего-навсего одолжила. Ей-то как раз цвет не нравился.

— Извини, ошибся, — погас Федя.

Он открыл машину. Навстречу нам с радостным повизгиванием вылетела коричневая гладкошерстная такса. Я нагнулась. Она облизала мне лицо.

— Нацеловаться потом успеете. — Федор пристегнул Ириску к поводку. — А сейчас работать.

Мы выволокли с заднего сиденья и из багажника груду разнокалиберных пакетов и свертков.

— Чтоб мне так жить, — с неприкрытой завистью взирала на таксино приданое Чумка. — Избаловал ты собаку, Сахар!

— И не только собаку, — подхватила я, волоча к лифту большой, но довольно мягкий тюк.

— Кого люблю, того балую, — с пафосом отозвался Федя.

— Кстати, как Пупсик? — поинтересовалась Чумка.

— Нормально. Победу празднует. За новыми туфлями поехала.

— Подкаблучник ты, Сахар, — язвительно проговорила Чумка. — Погоди, погоди, какие новые туфли? У тебя же денег нет.

— Занял у соседа, с расчетом вернуть Агатиными.

— Да ты еще и альфонс к тому же, — не замедлила с новым обвинением Чумка.

Дотащились мы до квартиры и продолжили занятия физическим трудом. Полчаса мебель передвигали, чтобы устроить спальную корзину. Этим дело не кончилось. Федя, распаковав все, что привез, сопровождал демонстрацию каждого предмета подробнейшей инструкцией по его использованию. Дольше всего я осваивала поилку, а когда с ней справилась, Федя, усадив меня за письменный стол, заставил в подробностях записать порядок Ирискиной жизни. И пусть больше мне никто не доказывает, что творческие натуры безалаберные!