Этот Гаврик сразу же принудил приглянувшуюся ему девушку, дочь воевавшего на фронте Ефима Азимова семнадцатилетнюю Розу, к сожительству.
Полицаев в поселке хватало, и они чувствовали себя здесь вольготно. У них был транспорт, что позволяло им безнаказанно грабить и убивать не только евреев, но и местное население. Вскоре, как установил Л. В. Котов, в Первомайское подошел на телегах специальный отряд националистов-полицаев с несколькими фашистами из Мстиславля, который в различных населенных пунктах осуществлял полное истребление евреев.
Где бы полицаи ни проезжали, они расправлялись и с теми, кто противился новому фашистскому режиму, вели поиск убежавших. По сути, на Смоленщине шли две войны: Отечественная, когда Красная Армия с трудом сдерживала натиск фашистского вермахта, и суровая кровопролитная гражданская война по истреблению лучших талантливых людей между полицаями и недовольными, с одной стороны, и партизанами, окруженцами и местными жителями, с другой.
По данным Л. В. Котова, только в районе Первомайского от рук полицаев и фашистов погибло более 60 местных патриотов и партизан, в том числе и муж Семеновой, 35-летний учитель физики Бухрей. Погибали и полицаи.
К оставшимся на оккупированной территории евреям полицаи, поощряемые фашистами, были особенно беспощадны. Открыто сочувствовать евреям местному населению было очень опасно и грозило смертью не только тем, кто спасал евреев, но и тем, кто им помогал выжить.
Жительнице Первомайского Жуковой Феоне Сергеевне, 1910 года рождения, немцы, посчитав ее за еврейку, обмеряли голову. Она едва уцелела, и ей позволили ходить без желтой нашивки. Она рассказала, что незадолго до расстрела истребительный отряд пригнал в поселок евреев из еврейской деревни Захарино Хиславичского района. Сколько их было, она не помнит, пятьдесят или сто человек. Шли они с малыми и даже грудными детьми, хотя полицаи сказали им, что они будут рыть окопы. Но обреченные знали, что это их последний путь. Полицаи поместили всех в длинный барак, где они до расстрела жили некоторое время. Феона Сергеевна считает, что полицаи в своем большинстве были значительно хуже немцев, которым подчинялись. В тот же барак попали и дальние евреи, например, одна женщина из Смоленска, с больными ногами, не сумевшая уйти из тубдиспансера, который был в поселке. Она не стала ждать и повесилась на печной вьюшке.
Мария Леонидовна считает, что первым в поселке был расстрелян Рома Каган. Он учился в 6 классе, вместе с Гавриком. Последний с дружками поймали его с окруженцем и их двоих сразу же застрелили. Житель Смоленска, умерший ныне Давид Михайлович Каган, брат Ромы, в то время воевавший, рассказал мне, что его другой брат Владимир, боевой офицер, попав в окружение, пришел в поселок с оружием и прятался на заводе. Возможно, что это он был расстрелян с Ромой. Ведь будь он русским окруженцем, его бы так скоро не расстреляли. В поселке появились и другие окруженцы. Мария Леонидовна вспоминала Владимира Кагана, но утверждала, что звали его Велик или Зелик. Далее она рассказывала: в поселке жил и работал хороший врач-терапевт еврей Бегун или Бегунок из Полесья. Потом появился еще врач-окруженец Голубев или Голубок. Учительница считает, что он, возможно, был предателем. Выдавал он себя за врача-гинеколога. Не исключено, что он знал и предал полицаям Владимира Кагана, а потом и Бегуна, которого доставили в Стодолище и там вместе с другими расстреляли. Позднее, как ей стало известно, Голубев удрал с немцами. Мария Леонидовна считает, что с гибелью Бегуна (а возможно и Владимира Кагана) остались нераскрытыми тайны сопротивления и деятельность предателя Голубева. Она же поведала известные ей подробности расстрела жены директора Руссковского спиртзавода Якова Азимова — Нины, женщины 30–32 лет, и ее пятилетних девочек-близнецов. Гаврик застрелил сразу мать и одну из близнецов, а вторая девочка, глухонемая, долго мучилась, пока Гаврик не добил ее. 60-летний Добкин Абрам уже не мог ходить, был болен. Его на тачке или санках свезли к яме и расстреляли.
В подтверждение слов учительницы Жукова Ф. С. рассказала мне, что помнит, когда гнали на расстрел первых 20 евреев. Это было в марте 1942 года. На следующий день после расстрела жители села пошли смотреть. Убитые лежали незакопанными. Одна из близнецов Нины Азимовой — глухонемая пятилетняя девочка, лежавшая среди убитых, еще стонала. Она была жива. Феона Сергеевна считает, что закапывали их ночью на третий день.