МОНАСТЫРЩИНА
Гибель монастырщинских евреев
И. Цынман
Монастырщина расположена вдали от железной и главных шоссейных дорог. Большинство живших здесь евреев в войну остались в своих домах.
Руками местных полицаев фашисты замучили и убили всех евреев. Ямы для обреченных делали взрывами, так как дни были морозными. Расстрелянных сбрасывали в ямы. Туда же бросали и живых людей. Полицаи убивали евреев, партизан, коммунистов. Двое мужей, женатых на еврейках, сами привели к месту расстрела своих жен и детей, и при них их расстреливали, а малых детей бросали в ямы живыми. Фамилии убийц местные жители знают, но мне не сказали, так как здесь сейчас живут их вторые жены, дети, внуки.
Жена фронтовика Шестакова — еврейка, с двумя детьми осталась дома и пряталась. Ее выдали, но одному сыну, 1931 года рождения, удалось бежать. Сейчас он живет в Симферополе. У памятника в Монастырщине сын посадил дубки. Его отец вернулся с войны и недавно умер. Детей у него больше не было.
Местные жители утверждали, что зверствовали, в основном, местные подростки. После освобождения поселка они попали в армию, стали участниками и инвалидами Отечественной войны и очень боятся разоблачения — живут теперь тихо.
Из эвакуации вернулось несколько еврейских семей. Многие из них стали быстро умирать, кое-кто уехал. Сейчас в Монастырщине живет с десяток смешанных, полностью обрусевших семей.
О событиях в поселке Монастырщина в 1941–1942 гг
А. Симкин
Сообщаю, что мне известно о событиях, произошедших с еврейским населением в поселке Монастырщина Смоленской области в период фашистской оккупации 1941–1943 годов.
Сначала о себе. Я, Симкин Абрам Борисович, родился 23 декабря 1923 года в небольшом поселке Монастырщина в крестьянской семье. Мои дедушка и отец имели небольшой надел земли, занимались сельским хозяйством и извозом, а когда образовался колхоз в 1929 г., стали колхозниками.
Поселок Монастырщина был населен, в основном, евреями и русскими — мещанами. Все они занимались различными ремеслами, торговлей, сельским хозяйством и переработкой сельхозпродукции. В 1929 году в поселке было создано два колхоза: один — небольшой, в него вошли русские жители; второй, «Ленинс Вег» — довольно большой, национальный, объединивший основную массу населения Монастырщины и деревню Дудино. В него вступили евреи и некоторые русские, занимавшиеся сельским хозяйством. Возглавил колхоз «Ленинс Вег» активный коммунист Хайкин.
Довольно прямые улицы поселка были застроены деревянными домами. В центре стояли два кирпичных строения, церковь и синагога, превращенные в 1930-е годы в клуб и спортивный зал.
В это же время была построена новая семилетняя еврейская школа, а в здании бывшего имения создана средняя русская школа.
У нас в семье кроме меня было еще четыре сестры, с нами жил также дедушка. Родители работали в колхозе, а мы, дети, учились в школе. В 1934 году отец мой умер от воспаления легких. Материальное положение семьи резко ухудшилось, что вынудило меня перейти учиться в вечернюю школу и работать в колхозе.
В 1941 году я окончил 10 классов вечерней школы, попытка поступить в военное училище не увенчалась успехом из-за полуплоскостопия ног. В июне 1941 года в начале Великой Отечественной войны вступил в истребительный батальон, а 11 июля 1941 года добровольно вступил в ряды Красной Армии. В составе стрелковых частей (пехоты) участвовал во многих боях, был трижды ранен и контужен. Довелось освобождать Смоленскую землю, в том числе и Монастырщинский район. Войну закончил в звании гвардии капитана, в должности начальника штаба стрелкового батальона. Награжден шестью боевыми орденами и многими медалями. После войны продолжал службу в армии, а в 1968 году уволен в запас по состоянию здоровья. До 1993 года работал в Смоленске, в настоящее время пенсионер.
Итак, я уже упомянул, что мне довелось воевать на Смоленской земле. Наша воинская часть проходила в восьми километрах от Монастырщины. Однако лишь после освобождения поселка Красный и вывода нашей части во второй эшелон я получил разрешение съездить в поселок, освобожденный тремя днями раньше. Оседлав лошадь, я тронулся в путь.
Почти всю дорогу я гнал лошадь галопом, мне не терпелось быстрее доехать, узнать о судьбе моих родных. Вот уже показались знакомые места, река Вихра, за нею большой пригорок и спуск к реке Железняк, а там уже и мост виден. За ним открылась страшная панорама. Северная сторона улиц лежала в пепелищах, отдельные остатки домов еще дымились. Я подъехал к своему дому. Вместо дома лежала груда искореженного железа от крыши и куча тлеющих углей. Сердце мое словно оборвалось. Сойдя с коня, я стоял как вкопанный. Меня увидела женщина, подошла ко мне, узнала, бросилась ко мне со слезами. Это была тетя Поля, мать моего друга Шурки Цыркунова. Они жили рядом с нами, их дом тоже сгорел. Вскоре вокруг меня собрались бывшие соседи: Баньковы, Ивановы, Мастаковы и другие. Все они меня обнимали и были удивлены, что я уже старший лейтенант, командир Красной Армии, ведь они совсем недавно провожали меня, мальчишку, в армию. Подошел и Коля Цыркунов, младший брат Шурки. Мы с ним отошли в сторонку, и он мне сказал, что из моих родных в живых никого не осталось. А вечером мне поведали о том, что произошло в поселке.