Одна часть, оставаясь в своих местечках, возле кладбищ с родительскими могилами, — чаяла не только поштучно преодолеть индивидуальные барьеры черты, но и разрушить ее саму, заставив царя и правительство отказаться от нее. Убеждаясь на каждом шагу в невосприимчивости к таким капризам, еврейская молодежь массово и истово шла в Революцию.
Другая часть российского еврейства — окончательно разуверившись в своей будущности в России, голосовала ногами — и устремилась в эмиграцию. За 1881-1914 годах из России выехало около 2 млн евреев, из них более 80% в США, а в Палестину, например, всего 2%1. На приблизительно 6 млн российских евреев, составлявших в этот период лишь около 4 % населения Российской империи, пришлось 44% всей эмиграции из России и до 70% всей еврейской иммиграции в США [39].
Семен Дубнов нашел для эмигрантов библейские аллегории:
Мы стоим на вулкане, который уже поглотил десятки тысяч еврейских жертв и кратер которого еще дымится... Люди охвачены великим смятением, они бегут вон из страны, где вся бездна мрака и гнили раскрылась, чтобы отравить свежие веянья свободы. Наибольшая масса беглецов направляется по старому пути из российского Египта, через пустыню Атлантического океана, в обетованную землю Америки, где можно тотчас получить свободу, а после тяжелой борьбы и кусок хлеба... И теперь, когда Россия, готовясь стать страною свободы, не перестает быть страною погромов, наш вечный странник идет туда же, за океан. Удержите ли вы его, скажете ли ему, чтобы он остановил свой стремительный исход из Египта (в 1905 г. эмиграция в Америку приняла огромные размеры), чтобы он ждал падения фараонов, гибели «черных сотен» в волнах Красного моря? Нет, вы этого не скажете мятущейся массе, преследуемой кровавым призраком погромов, вы не можете предсказать светлый безоблачный день после зари, взошедшей в кровавом тумане... Есть еще страна, родная страна предков, озаренная лучами нашей далекой национальной юности. Туда рвутся тоскующие сердца, но ноги не идут. Тоска еще не превратилась в напряженную волю, порыв сердца — в активную энергию масс. Совершится ли когда-нибудь это превращение, приведет ли к осуществлению грандиозной мечты сионизма? Увы, диаспора никогда не исчезнет, но осветить диаспору хотя бы небольшим факелом, зажженным на вершине Сиона, создать в исторической колыбели еврейства хотя бы небольшой национальный духовный центр — это уже задача великая[40].
Сами евреи-эмигранты мыслили, разумеется, не столь масштабными образами и категориями, а исходили из жизненных интересов и перспектив своей конкретной семьи или, чуть шире, мешпохи («большой семьи»).
И, как сказал мне один мудрый киевский еврей с равно широким и глубоким кругозором: уж коли евреям из Киева-Египта-Егупца уезжать, — то в девятьсот пятом!..
ПОГРОМЫ И РЕСЕНТИМЕНТЫ
Смутное время Гражданской войны пропесочило Киев, как и всю Украину, калейдоскопом властей и кровавым пухом погромов. 14 раз город переходил из рук в руки, и всякая новая власть так или иначе самовыражалась в еврейском вопросе, щедро вымещая на евреях любые свои комплексы и импульсы.
Всего в Украине за годы Гражданской войны зафиксировано не менее 1300 погромов, унесших жизни, по разным оценкам, от явно заниженных 30-60 до, возможно, завышенных 150-200 тысяч евреев. А сколько среди уцелевших изнасилованных, раненых, калек, сирот![41]
Логика и подоплека погрома всегда одна: «Если в кране нет воды, значит выпили жиды!». Малейшего упрека — не так посмотрели в спину отступающим или в глаза наступающим — совершенно достаточно: пеняй теперь на себя, жидовская морда! Ты, жидокоммуна, виновата во всем — теперь за все и ответишь!
В условиях Гражданской войны все евреи — их человеческое достоинство, их гражданское имущество и само их физическое существование — воспринимались воюющими сторонами как законная и желанная военная добыча. При этом, пожалуйста, не надо портить погромщикам праздник — никаких отрядов еврейской самообороны, ни в коем случае! Одним — убийцам — нагайки, сабли, топоры и маузеры, другим — беззащитным — подушки, визг, страх, отчаянье и покорность в глазах!
На фоне таких не слов, а дел — что комиссаров-интернационалистов, что белопогонников-имперцев, что украинских и польских самостийщиков, что атаманов всяких мастей — банальные немецкие оккупанты Киева образца 1918 года, особенно в комбинации с гетманом Скоропадским, их ставленником, смотрелись многажды цивилизованней и человечней. При гетмане, т.е. в мае — ноябре 1918 года, еврейских погромов не было, тогда как при тех же немцах, но при Петлюре, погромы возобновились. Не было погромов и в ЗУНР[42]. Это вообще-то в принципе и как феномен интересно: жизнь, оказывается, возможна и без погромов!
41
См. об этой волне погромов в целом:
42
Не потому ли, что труды доктора Донцова еще не были так известны, а ОУН еще не была создана?