Спустя девять лет после этого эпизода, в своей книге о петлюровских погромах, готовившейся к началу суда над убийцей Петлюры в Париже, Красный писал:
Истекало кровью, билось в ужасных смертельных муках отданное на поток и разграбление трехмиллионное еврейское население Украины. Металось, искало выхода, спасения, но его нигде не находило. И, как утопающий за соломинку, хваталось за своих министров, которым ничего не оставалось, как расписаться в своем полном бессилии что-либо сделать в этом вражеском окружении, в этой захлестнувшей все и вся вакханалии, на кровавых знаменах коей уже открыто красовался лозунг: «бей жидов»...
Мы знаем — петлюровская эмиграция постарается теперь, как она уже не раз это и до сих пор делала, укрыться на суде от обвинений в устройстве еврейских погромов, как за ширму, за факт прокламирования ею когда-то, в дни своей, так сказать, зеленой юности, национально-персональной автономии, существования министерств по еврейским делам, автономных общин и т.д. и т.д. Да, это мы хорошо знаем. Но мы также знаем, что мир не видел, мир не знал более подлого, более коварного правительства[83].
В том же 1919 году Красный и сам оказался в беде: 19 декабря 1919 года в Бердичеве он был арестован Особым отделом 12-й армии — Красный в руках у красных! Теперь уже он сам нуждался в помощи и солидарности, каковые и получил — в виде поручительств от Марка Мироновича Бланка и еще нескольких граждан, не только евреев. В результате 11 января 1920 года его освободили из-под стражи примерно с такой формулировкой — за неимением в его жизни и в его деле предосудительных материалов о деятельности против Советской власти[84].
Освободившись из бердичевской тюрьмы, Красный разыскал тем не менее Петлюру и присоединился к его правительству. В 1920 году он даже сопровождал товарища министра иностранных дел Сергея Васильевича Бачинского в его поездке в Одессу для переговоров о заключении договора с Антантой[85].
В конце 1920 года эмигрировал вместе с правительством в Польшу, где жил сначала в Тарнуве, а потом в Варшаве и Лемберге. В январе 1925 года был арестован варшавской «дефензивой» — как «иностранец, ведущий разрушительную политическую деятельность».
В марте 1925 года вышел из тюрьмы — завербованным польским агентом, после чего был переброшен в СССР. В своей завербованности он признавался — возможно, что под побоями или иным давлением следователя — на допросах по своему следующему и последнему делу — в 1939 году. Но, высылая Красного — неважно, агентом или нет — в СССР, поляки оставили себе весь его архив.
В СССР Красный поселился в Харькове и работал в «Укржилосоюзе», а потом в ОЗЕТе — Обществе землеустройства еврейских трудящихся, ставившем своей целью обустройство советских евреев на земле, в сельском хозяйстве и легально работавшем в СССР в 1925-1938 годах.
После того как в мае 1926 года Шварцбард застрелил Петлюру, в конце лета — начале осени 1926 года на Украину приезжал французский писатель[86]и общественный деятель Бернар Лекаш (1895-1968). Он был командирован сюда газетой «Котидьен» (Quotidien) и, по поручению Комитета в поддержку Ш. Шварцбарда и французской Лиги прав человека, созданной в свое время для поддержки Дрейфуса, собирал дополнительные свидетельства о петлюровских погромах. Их Лекаш использовал в собственной книге о погромах, вышедшей в Париже в конце марта 1927 года[87], за полгода до начала процесса над Шварцбардом.
Разыскал Лекаш в Харькове и Пинхоса Красного и даже спрашивал его, не согласится ли он приехать в Париж на суд в качестве свидетеля защиты. Но в Париж Красного то ли не пригласили, то ли не пустили, то ли не выпустили, а вот книгу — «Трагедия украинского еврейства (к процессу Шварцбарда)» — в Харькове в 1928 году, т.е. уже после суда, издали[88]. В ней Красный обвинил Директорию и ее председателя Петлюру не просто в глухоте или слепоте в вопросах еврейских погромов, но в организации самих погромов, а его преемника — бывшего генерал-прокурора Директории Андрея Левицкого в том, что он никогда — ни единожды — погромы не расследовал.
Впрочем, советская власть, выдоившая из Пинхоса Красного все, что ей только было нужно, не забыла заклеймить и самого Красного:
84
ЦГА СДА. Д. № 4920-П (Красный П.А. и Солодарь Г.Я.). При аресте у Красного был на руках еще и второй паспорт — на фамилию «Белый» (sic!).
85
Это утверждал единственно сам Бачинский, но это повлекло за собой перевод в Киев из Харькова следственного дела П. Красного №261855 в феврале 1941 г. См.: АП Управления СБУ по Харьковской области. Ф. 6. Д. 036019. Т. 1. Л. 284-285.
86
Между прочим, автор романа о польской эмигрантской семье во Франции — «Ра-дан Великолепный» (1927), блистательно переведенного на русский язык Осипом Мандельштамом.
87