В более позднем тексте Нахмановича читаем:
Было бы ошибкой считать сложившуюся ситуацию результатом чьего-то злого умысла. Проблема заключается в принципиально разных взглядах на сам символизм Бабьего Яра. Еврейская община и мир за пределами Украины рассматривают Бабий Яр исключительно как символ Холокоста, тогда как для Украины это символ многих трагедий, произошедших во время нацистской оккупации.
Для города Киева это еще и символ всей его долгой истории до и после Великой Отечественной войны, в том числе захоронения жертв Голодомора и советского террора на кладбищах, прилегающих к оврагу, кощунственное уничтожение исторического некрополя, Куреневская трагедия и др. Отсутствие в современной Украине общей [модели] памяти о Второй мировой войне и о Холокосте делает невозможным окончание этого спора хотя бы на внутреннем уровне в рамках единой и общепризнанной модели. Нельзя сказать, что такая модель была бы приемлема для международного еврейского сообщества, которое до сих пор <sic!> является влиятельным участником всех непрекращающихся споров вокруг мемориального пространства Бабьего Яра.
Очевидно, что разрешение этой ситуации следует искать выше, на идеологическом уровне. Вызов Бабьего Яра требует существенно обновленных подходов, которые включали бы в себя такие радикальные шаги, как «встраивание» Холокоста во всеобщую мировую историю, его превращение из уникального события во всеобщий символ и, наконец, возвращение к истории Самого Бога <sic!> как высшего источника человеческой нравственности. Так же очевидно, что такая задача гораздо шире, чем вопрос о том, как устроить даже такое выдающееся место памяти, как Бабий Яр в достойном виде. Текущая ситуация в Украине и остальной мир не дают надежды на скорое решение этих глобальных проблем. Поэтому нам остается только охранять Бабий Яр для будущих поколений (выделено мной. — П.П.). Возможно, им удастся добиться того, чего не добились ни те, кто пережил самую страшную войну в истории человечества, ни их дети, которые не могут перестать смотреть на мир глазами родителей[1237].
Тут, конечно, особенно трогателен принцип «возвращения к истории Самого Бога как высшего источника человеческой нравственности». У перечисленных выше советских атеистов-партийцев — супостатов памятования Бабьего Яра — такого внушительного союзника не бывало ни разу — в лучшем случае Сталин!
А вот признание в осознанности миссии охранения и сохранения Бабьего Яра для будущих поколений, в надежде, что ли, на большую индефферентность внуков к еврейской начинке оврага, выглядит не только искренним, но и довольно грозным. Оно многое объясняет в поведении историка в той войне символов, в которой он с самого начала активно участвует. Миссия не только холодильная, но и холодящая — с учетом того, что демография, алия и геополитика склонны довести само еврейство на Украине до исторического минимума.
В этой связи тем более примечателен, хоть и тем более лукав, призыв украинского философа Мирослава Мариновича к солидарности всех мучеников Бабьего Яра и признания за всеми их категориями жертвенной равноположности и равновесомости:
В Бабьем Яру казнили прежде всего евреев, но не только евреев. Все идеологии должны замолчать перед лицом этой солидарности мученичества... При формировании будущего коммеморативного пространства Бабьего Яра недопустимы «моно»-подходы, будь то мононациональные, монорелигиозные или моноконфессиональные. Вместо этого требуется сумма частных, дискретная чувствительность к чьей-то (любой) боли[1238].
Но призыв этот — рейдерский! Зато — чистый бальзам на раны чувствительного сердца современного оуновца.
Вот ведь, оказывается, что: к отвратительной советской «интернациональной» модели жертв национал-социализма, возрожденной в глуповатом местечковом нарративе «порайонного геноцида советского народа», можно прийти и с еще одной — несколько неожиданной — стороны: с ультранационалистской!
Есть, впрочем, еще несколько «нарративов».
Первый — снобистский. Его суть: никакой мемориализации в этом страшном и святом месте не нужно, пусть каждый человек носит эту трагедию в себе и только в себе («Мой Бабий Яр», так сказать, — по лекалу книг типа «Мой Пушкин», «Мой Чехов» и т.п.). Так что, в сущности, и приходить сюда не обязательно, все и так есть у тебя в душе и на сердце, соедини проводки — и заискрит. А если надо подробнее — ищи в книгах. Для музея в такой конструкции и места нет: зачем?
1238