ювелиры, маляры, скорняки,
переплетчики; убиты рабочие —
носильщики, механики, электромонтеры, столяры, каменщики, слесари; убиты балаголы, трактористы, шоферы, деревообделочники; убиты водовозы, мельники, пекари, повара; убиты врачи — терапевты, зубные техники, хирурги, гинекологи; убиты ученые — бактериологи и биохимики, директора университетских клиник, учителя истории, алгебры и тригонометрии; убиты приват-доценты, ассистенты кафедр, кандидаты и доктора всевозможных наук; убиты инженеры — металлурги, мостовики, архитекторы, паровозостроители; убиты бухгалтеры, счетоводы, торговые работники, агенты снабжения, секретари, ночные сторожа; убиты учительницы, швеи; убиты бабушки, умевшие вязать чулки и печь вкусное печенье, варить бульон и делать струдель с орехами и яблоками, и убиты бабушки, которые не были мастерицами на все руки — они только умели любить своих детей и детей своих детей; убиты женщины, которые были преданы своим мужьям, и убиты легкомысленные женщины; убиты красивые девушки, ученые студентки и веселые школьницы; убиты некрасивые и глупые; убиты горбатые, убиты певицы, убиты слепые, убиты глухонемые, убиты скрипачи и пианисты, убиты двухлетние и трехлетние, убиты восьмидесятилетние старики с катарактами на мутных глазах, с холодными прозрачными пальцами и тихими голосами, словно шелестящая бумага, и убиты кричащие младенцы, жадно сосавшие материнскую грудь до последней своей минуты.
Все убиты, много сотен тысяч — миллион евреев на Украине.
Это не смерть на войне с оружием в руках, смерть людей, где-то оставивших дом,
семью, поле, песни, книги, традиции, историю.
Это убийство народа, убийство дома, семьи,
книги, веры. Это убийство древа жизни,
это смерть корней, не только ветвей и листьев.
Это убийство души и тела народа,
убийство великого трудового опыта,
накопленного тысячами умных,
талантливых мастеров своего дела
и интеллигентов в течение долгих поколений.
Это убийство народной морали,
традиций, веселых народных преданий,
переходящих от дедов к внукам.
Это убийство воспоминаний и грустных песен,
народной поэзии о веселой и горькой жизни.
Это разрушение домашних гнезд и кладбищ.
Это уничтожение народа,
который столетиями жил
по соседству с украинским народом,
вместе с ним трудился, деля радость и горе
на одной и той же земле.
Все это призвано передать хотя бы толику того оцепенения, которое охватывало жертв. Сам Лозница мнимо бесстрастен: бремя волнения и переживания он перекладывает на зрителя, заставляя его широко разверзнуть глаза и открыть сердце. Передает в абсолютной тишине или, лучше сказать, немоте.
Во всех остальных блоках звук есть: слышны или голоса (подреставрированные, разумеется) держащих речь людей, или воссозданный с помощью звукового дизайна фон: шумы самолета, грохот взрывов, лязг гусениц, треск огня, человеческий говор. Из именных «голосов» особо выделю генерал-губернатора Франка в Лемберге в июле 1941 года, генерал-лейтенанта Хрущева и полковника Армии Крайовой (sic!) Филипповского во Львове в июле 1944 года, а также участников процесса над нацистскими преступниками в Киеве в 1946 году — одного из обвиняемых (Изенмана) и трех свидетелей (Артоболевского, Оначко и Проничевой).
Превосходна работа с немецкими, российскими и прочими архивами[1319]. Главные находки — из Красногорска, из Штутгарта и из частного архива Карла Хопкинса. Иные сцены — натягивание вместо галифе брюк только что отпущенным из немецкого плена и немного стесняющимся оператора солдатом-украинцем или же подача бабами-украинками соответствующих заявлений на своих (или как бы «своих») мужиков — могли бы даже смахивать на постановочные, когда б не полная невозможность для какого угодно режиссера, хоть с самой маниакальной страстью к доподлинности, подобрать такие «декорации», а для артиста — «сыграть» это самое смущение.
И то: что может быть правдивей и художественнее документа?!
Война — это сущий ад, говорят кадры. Горящие избы, взорванные дома, дым до небес, горы убитой техники, груды искореженного металла, горы не преданных земле трупов и — визуально едва ли не самое страшное — мириады мух над мертвыми лицами.
Сопоставляя, сводя разные источники, Лозница попытался придать им некий объединяющий композиционный ход. И несколько раз ему такие закольцовки удались. Укажу на три из них.
...Ах, как сдирали, веселясь, и как рвали портреты «жидобольшевика Сталина», как наклеивали на тумбы и на трамваи клейстером портреты «Гитлера-освободителя»! Точно так же весело рвали и сдирали потом портреты фюрера, крушили обухом топора немецкие дорожные указатели, нежно рисовали кисточкой и устанавливали свои знаки.
1319
Первоначально архивный поиск затевался Лозницей ради не документального, а игрового фильма о Бабьем Яре, но этот проект пока отложен.