Первый бес обернулся яростной и бесчеловечной семилетней схваткой военных армад двух коалиций, конфигурация которых окончательно определилась только после Перл-Харбора.
Второй — невиданными расистскими идеологией и пропагандой с человеческими жертвоприношениями на сей гнусный алтарь. Выявлению и безоговорочной ликвидации подлежали все умственно неполноценные, все евреи, все сталинские политофицеры, а если попадутся на глаза — то и цыгане. О себе этот второй бес заявил в первый же день войны — 22 июня[104].
Для рациональной концентрации и технологичной ликвидации евреев на просторах Европы постепенно создавалась широкая панъевропейская сеть из тысяч транзитных лагерей, гетто и комендатур, из нескольких десятков зондер- и эйнзатцкоманд СД в обозе вермахта и из 6-7 (как считать) технопарков массовой, конвейерной смерти: Аушвиц, Майданек, Треблинка, Собибор, Белжец, Хелмно, Штутгоф...
В этом свете оставление части евреев и цыган в живых — лишь временная мера, диктуемая соображениями экономической целесообразности (отложенная смерть через трудоиспользование), реже — потребностью в «обменном фонде» (например, «вип-кацет» в Берген-Бельзене).
Ну, или недосмотр (чтобы не сказать «саботаж»!) румынской администрации в Транснистрии. Большинство евреев, переживших Холокост под оккупацией, т. е. в руках убийц, — именно оттуда.
Для прочих нелояльных корпораций — социалистов и асоциальных, коммунистов и националистов, а также свидетелей Иеговы — существовал архипелаг рядовых и на этом фоне чуть ли не уютных концлагерей СС с их бесчисленными рабочими филиалами под смиренным девизом «Arbeit macht frei!».
Оккупация и «инкорпорация» десятка европейских стран неизменно сопровождалась жесткой дискриминацией тамошних евреев, нередко погромами и убийствами, как, например, в Польше или Греции, но хотя до 22 июня 1941 года весь этот агрессивный антисемитизм уже был инициативным и спонтанным, но системным — еще нет, а стало быть, не был и Холокостом. И только с нападением на Советский Союз он Холокостом стал — сначала на быстро растущей оккупированной территории на востоке, а ближе к концу 1941 года — и на западе Европы.
Холокост — это всего лишь одна из попыток, оседлав рациональную зависть и иррациональную ненависть, стереть с лица земли древний еврейский народ. Довольно удачная, замечу, попытка: еврейство — главным образом, европейское — не досчиталось тогда половины!
Вторая мировая явила миру, бесспорно, наихудшую из разновидностей антисемитизма — немецкую. Это антисемитизм расовый, системный, тотальный и индустриальный. И, самое страшное, — людоедский!
Советская историографическая школа, пожалуй, права: Великая Отечественная война (или, в немецкой терминологии, Ostfeldzug, т.е. Восточный поход) — это нечто совершенно особое. Но не в том смысле, что она сама по себе, а Вторая мировая — сама по себе. Уникальной Великую Отечественную сделали не ужимка советской пропаганды (мол, это — наша война, а все что до 22 июня — нет, Гитлеру мы руку не пожимали и ни разу с ним не союзники!), а идеологическая начинка и беспрецедентная прививка ненависти, исходившие от самого агрессора: «Война мировоззрений!» «Война на уничтожение!» «Крестовый поход против жидобольшевизма!»
Крестовый (точнее, свастичный) поход — не просто метафора, но метафора, стремящаяся материализоваться! Ни коммунистическому классовому государству, ни еврейскому населению не место на этой земле! Только — в этой земле, только трупами!
Конечно, и в Первую мировую две империи-самоубийцы — Россия и Австро-Венгрия — ничтоже сумняшеся отводили душу на мирном населении прифронтовых зон, объявляя подчас целые этносы (например, евреев или поляков) предателями и шпионами и то депортируя их, то попустительствуя их погромам, то подвергая другим репрессиям. Свой первый этноцидный опыт — колониальный — у Германии уже был: народности гереро и нама в Германской Юго-Западной Африке, восстававшие против немцев соответственно в 1904 и 1905-1907 годах. Но с патентом на первостатейный массовый этноцид — армянский и греческий — вырвалась тогда далеко вперед четвертая империя-самоубийца — Османская, причем при полной поддержке третьей — Германской.
В этом смысле фюрер — ученик скорее султанов, чем кайзеров. Выступая перед своими высшими янычарами под звуки альпийской грозы в Бергхофе 22 августа 1939 года, Гитлер, предвкушая и смакуя событие завтрашнего дня, неспроста говорил им: «В конце концов, ну кто сейчас говорит об уничтожении армян?»[105]
104
См. подробнее:
105
Эта фраза присутствует только в одной из версий пересказа речей Гитлера в этот день (