23 сентября весь Киев обклеили портретами Гитлера-освободителя, аза-одно и воззваниями ОУН про самостийную соборную украинскую державу и про Москву, Польшу и Жидову как ее главных ворогов: «Знищуй их!» В тот же день началась и регистрация населения Киева — главным образом на рабочих местах — причем количество записывавших себя украинцами зашкаливало: население, кажется, уловило связь явлений друг с другом.
А 24 сентября, ровно в полдень, началась страшная и многодневная диверсионная «радиоигра» Кремля с неудержимо взлетающими на воздух по радиосигналу, посылаемому, предположительно, из Воронежа, зданиями в центре города и пылающим Хрещатиком: первыми взлетели на воздух штаб 454-й охранной дивизии (бывший «Детский мир») и ортскомендатура[151]. Несмотря на всю свою ожидаемость, игра явно застала расслабившихся немцев врасплох. Удары радиоуправляемыми минами Ф-10 были не только болезненны, но и для их всепобедительного духа оскорбительны[152]. Под развалинами задохнулся и замысел переноса в Киев из Ровно столицы Рейхскомиссариата Украина[153]. С таким-то Хрещатиком!
«Радиоигра» выкинула на улицу полусотню тысяч киевлян, которым срочно занадобилась крыша над головой. Так что идея не цацкаться с обустройством в Киеве такой роскоши, как гетто (судя по всему, оно и так не планировалось), а «переселить всех евреев», т. е. расстрелять их и как можно скорей всех — представив это как месть «за Крещатик» — напрашивалась![154] В тот же день — 24 сентября — в лагерь на Керосинной было доставлено 1600 евреев-киевлян[155].
Идея встретила понимание, поддержку и детальную разработку на серии совещаний, посвященных, разумеется, и взрывам, и другим вопросам. Первыми — уже 24 сентября — собрали комендантов и командиров дивизий. Назавтра — 25 сентября — встречались Рейхенау с Обстфельдером. 26 сентября к вермахту (генерал-майор Курт Эберхард, с 29 сентября — новый комендант Киева[156]) присоединились будущие палачи Бабьего Яра из СС и СД — Еккельн, Раш и Блобель. Основное бремя «гросс-акции возмездия» должно было лечь на зондеркоманду 4а, для поддержки которой (сгон жертв, внутреннее и внешнее оцепление места казни) Еккельн по просьбе Блобеля выделил дополнительно роту СС и два полицейских батальона — 45-й и 303-й (впрочем, не целиком, но отдельные его роты).
27 сентября — сразу два заседания. Первое — внутриармейское: Обстфельдер, Эберхард, Циквольф (командир 113-й пехотной дивизии, он же новый начальник киевского гарнизона) и майоры генштаба Винтер и Гебауэр. Второе — с участием офицеров абвера 29-го корпуса, подчиненных дивизий и городской комендатуры, представителей от СД, полиции, ГФП, министерства оккупированных восточных областей и рейхскомиссара Украины. Совещание вел начальник отдела 1с (разведка и контрразведка) 29-го армейского корпуса Ширмер: речь шла о тотальной «эвакуации», т.е. об убийстве всех евреев. Мотив «мести за взрывы» в этом кругу не нужен был (все понимали, что такое «эвакуация»), но между рядовыми немцами и украинцами он уже вовсю гулял по городу в порядке слухов.
Евреев, схваченных до взрывов на Крещатике, бросали в тюрьмы, а схваченных после 24-25 сентября — в дулаг 201, обосновавшийся в этот день прямо в городе, на стадионе «Зенит»[157] — по адресу: Керосинная улица, 24[158]. В качестве дулага лагерь просуществовал только до 11 октября 1941 года, после чего был переведен в Ромны и далее в Харьков, где и «задержался»[159].
Но была в этом дулаге и «гражданская», она же еврейская, часть, куда собирали евреев. Вот впечатления о лагере:
Потом всех построили в колонну и повели в общий лагерь на Керосинную. Это был мой первый, но не последний лагерь, начало моих мытарств...
На Керосинной мы пробыли дней десять, наверное, это было что-то вроде перевалочного пункта. Узников здесь разместили в двухэтажном здании и в бывших гаражах — их было штук пять-шесть, по-моему. Раньше в них стояли пожарные машины, здесь была пожарная команда.
Военнопленных держали отдельно от гражданских. Первые пять дней нас вообще ничем не кормили, только на шестые сутки дали какую-то баланду. Наливали ее кто в котелок, кто прямо в пилотку — у кого что было. Только потом вместо мисок появились привезенные из какого-то магазина ночные горшки. Ни о каких ложках и речи быть не могло, там из-за них чуть ли не драки возникали. Я наливал себе в пилотку, потом споласкивал ее.
151
Взрывы продолжались пять дней. См. перечень разрушений в:
152
Интересно, что в конце войны советское руководство, следуя своей «катынской традиции», все эти разрушения попыталось переложить на немецкие плечи.
154
Тем более что обоснование расстрела евреев в порядке возмездия за советские зверства, будучи впервые примененным во Львове, распространилось очень широко.
157
Соврем. стадион «Старт». Кстати, именно здесь 9 августа 1942 года проходил легендарный футбольный матч между советской («Старт») и немецкой («Flakelf») командами, названный потом «матчем смерти».
158
К лагерю относились и бывшие городские казармы в соседнем квартале. Комендант в это время — майор Павлиска.
159