По состоянию на 4 августа 1943 года в лагере содержалось около трех тысяч заключенных. В нем царили террор и безграничный произвол начальства. Заключенных расстреливали из-за потери трудоспособности, в качестве заложников, за попытки побегов и просто так, по капризу садистов-начальников. После освобождения Киева на территории лагеря были обнаружены шесть расстрельных ям, из которых было эксгумировано 650 трупов.
Контингент узников формировался не только в Киеве, но и по всей Киевской и Полтавской областям: его составляли партизаны, коммунисты-подпольщики и те, кого подозревали в связях с ними. Отдельный контингент и обособленную зону в лагере составляли трудоспособные мужчины-евреи: это или те, кого разоблачили и схватили в городе, или евреи-военнопленные, в том числе евреи-моряки Пинской флотилии[175]. Один из них, С.Б. Берлянт, бывший парикмахер Пинской флотилии, прославился активным участием в восстании части зондеркоманды «1005» из Бабьего Яра.
Сохранилось несколько фотографий евреев-моряков, сделанных на днепровской набережной в Киеве, — видимо, вскоре после их пленения[176]. На них видно около десятка человек, очевидно, под охраной, но охранников не видно. Ясная солнечная погода и характер одежды на фотографиях позволяет уверенно датировать их концом сентября — началом октября 1941 года. Очевидно, что эта группа не имеет никакого отношения к другой группе моряков — ставшей одной из героических легенд Бабьего Яра[177].
Созданная в 1929 году Организация украинских националистов была программатически фашистской партией и национально-освободительным движением одновременно. Она боролась за украинскую государственность, но одной только державы-государства ей было заведомо мало: золотая ее мечта — не просто украинская земля, но и украинский порядок на украинской земле. Из чего и вытекал ее агрессивный настрой как против населяющих Украину (какой они ее понимали) других народов, в том числе и евреев, так и против стран проживания остальных украинцев.
Первый руководитель ОУН — Евгений Коновалец, заслуженный полковник-петлюровец — был убит Павлом Судоплатовым в мае 1938 года. Вторым головой ОУН в августе 1939 года был избран Андрей Мельник, но уже в начале 1940 года организация раскололась надвое — на относительно умеренную ОУН(м) («мельниковцы») и радикальную ОУН(б) («бандеровцы», от их вождя, Степана Бандеры). Уже 30 июня 1941 года ОУН(б) провозгласила во Львове свое самое искомое и заветное — создание украинского государства, чем вызвала нешуточные гнев и репрессии Третьего рейха против своих сторонников.
В отличие от бандеровцев, доминировавших в Галиции и вообще в Западной Украине, мельниковцы видели в Германии не только тактического союзника, но и стратегического партнера. Ареал внутриоуновского преобладания мельниковцев — все, что восточнее Житомира и Винницы, Киев в первую очередь. Бандеровцы и мельниковцы между собой конкурировали и враждовали, первые даже пошли на политическое убийство 30 августа в Житомире Николая Сциборского (1898-1941), видного теоретика украинского национализма и члена ОУН(м).
Один из очевидцев немецкой оккупации Киева — журналист Николай Моршен (Марченко)[178] — вспоминал спустя неполное 10-летие об украино-центричной атмосфере начала немецкой оккупации в Киеве:
Еще до прихода немцев в Киев, т.е. в августе — сентябре 1941 (немцы вошли в Киев 19.9.41) по Киеву ходили слухи о том, что «немцы восстанавливают Украинскую республику». Говорили о том, что будто бы в Житомире уже сидит украинское правительство... Поэтому, когда в Киев вошли немцы, то никого не удивило то, что сразу же повеяло «украинским воздухом»: послышалась украинская речь, появились всюду желто-блакитные флаги и т.д.
«Щирые» к тому времени захватили все те пункты, которые можно было захватить при немцах: всю Городскую управу, Днепросоюз (объединение укр[аинских] кооперативов), сахаротрест и его предприятия, аптекоуправление, Укрбанк (Госбанка им немцы не дали), прессу и ряд других областей. Появились сотни людей явно не местных: это были галичане из Галиции и Буковины. Они держали себя очень заносчиво, очень самоуверенно и сразу возбудили к себе неприязнь. Начался явный антагонизм между «западниками» и «надднепровцами», т.е. между пришлыми и местными украинцами. Этот антагонизм чувствовался, о нем говорили...
175
178
Его псевдоним в берлинском «Новом слове» и поднемецкой оккупационной прессе — «Н. В. Торопов», в эмиграции — «Н. Нароков».