Дома же Людмилу ждал «второй Бабий Яр» за день — домашний:
Она пришла домой, двери комнаты мадам Лурье были распахнуты — соседи торопливо растаскивали барахло. «Что вы делаете?! — закричала Люда. — Когда она вернется, вам стыдно будет!» «Она не вернется», — криво усмехнувшись, сказала одна из соседок. Глаза их встретились, и Люде стало не по себе. Она прошла в свою комнату, закрылась изнутри, опустила шторы. Она не желала ничего больше видеть, ей просто не хотелось жить. Так она провела четыре дня[250].
Поведение Люды Титовой не было типичным. Характернее были соседские насмешки, злобные или глумливые, и оскорбления:
Когда выходили из дома, у ворот увидали дочку дворника. Ни свет ни заря она вышла посмотреть на спешащих к месту сбора людей. Стояла, лузгала семечки. С ухмылкой посмотрела на нас и, лениво сплевывая шелуху, сказала: «Вот дурни, спешат на тот свет. Да вас же там всех поубивают»[251].
Евреи шли изо всех частей города, но основных потоков было два. Первый — из нагорных частей города, по улицам Львовской и Дмитриевской, второй — из нижней части, с Подола, по Глубочицкому шоссе. Оба маршрута сходились в начале Лагерной (современной Дорогожицкой) улицы, около Лукьяновского базара, в один общий поток — «заполняющий оба тротуара и мостовую широкой улицы. Люди шли тесной толпой, как при выходе со стадиона после футбольного матча, и казалось, что не будет конца этому страшному шествию»[252].
А вот свидетельство Сергея Таухнянского (1980):
Когда [мы] вышли на улицу Мельника, то она была просто запружена людьми, продвигающимися в сторону пересечения улиц Мельника и Пугачева... Люди двигались сплошным живым потоком. Многие несли на себе сделанные в виде рюкзаков мешки, некоторые катили перед собой тележки с больными, не способными двигаться самостоятельно. Матери везли в колясках грудных детей, а более старших — несли на руках или держали за руку; абсолютное большинство идущих были старики, подростки, женщины и дети. Люди плакали от страха перед грядущим неизвестным...[253]
От названного в объявлении перекрестка улиц Мельникова и Дегтяревской дальнейший маршрут — по улице Мельника — был уже общим.
От точки невозврата евреев — пока еще самотеком, но уже под конвоем — направляли к восточной ограде соседнего Братского воинского кладбища. Там у них отбирали шубы и пальто, драгоценности и документы. Затем разбивали на группы в несколько сотен человек и, уже в сопровождении немецких полицейских, гнали вдоль южной ограды воинского кладбища, прямо на двойную цепь из эсэсовцев с овчарками. Попадавших в этот узкий коридор людей избивали палками, заставляя их, под ударами, бежать к широкой площадке, упирающейся в большой юго-западный отрог Бабьего Яра.
Здесь, избитых и деморализованных, их заставляли еще раз разуваться и раздеваться — до белья, а то и догола. У края площадки были возвышения, а между ними — узкие проходы-лазы, переходящие в тропы, ведущие на дно оврага. Там их поджидало три сменных расстрельных команды по 4 ствола каждая из состава роты войск СС, зондеркоманды 4а и 45-го полицейского батальона, распределенных по тальвегу оврага. В оцеплении же стояли 303-й полицейский батальон[254] и украинская полиция, занимавшаяся еще сортировкой вещей и их погрузкой на машины.
Оберштурмфюрер СС Август Хэфнер, командир подкоманды зондеркоманды 4а, свидетельствовал на суде в Дармштадте в 1967 году:
...Евреи гуськом подходили к яме... Они должны были там стать на колени и притом таким образом, чтобы они согнули спину к коленям, наклонили голову и сложили руки [кровь или мозги тогда не брызгали на палачей. — П. П].
Стрелок становился за ними и с близкого расстояния производил из автомата выстрел или в затылок, или в мозжечок. После того, как первые евреи были расстреляны, в яму гуськом приходили другие. Они должны были становиться на колени на пустые места, оставленные уже расстрелянными, и были расстреляны таким же способом.
250
252
253
Из протокола допроса С. Таухнянского от 20 мая 1980 г. (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 48. Л. 123-125).
254
Ганнибал отказался от предоставления своих подчиненных для участия в расстреле. О взаимодействии с украинцами в 1963 году свидетельствовал вахтмейстер 2-го взвода 3-й роты 303-го полицейского батальона X. Крон (ВArch В 162/5648, Вl. 1596-1597).