Совершенно иным оказался очерк «Бабий Яр» А. Авдеенко и П. Олендера, вышедший 20 ноября в «Красной звезде»[433]. Александр Остапович Авдеенко (1908-1996) — прозаик, публицист, драматург, киносценарист, член Союза писателей СССР, автор многих книг. В 1942-1945 годах — фронтовой военкор дивизионных газет «За Отчизну» и «Сын Родины», иногда его очерки выходили и в «Красной звезде». Петр Моисеевич Олендер (1906— 1944) — сводный брат поэта Семена Юльевича Олендера (1907-1969). С 1939 года спецкор «Красной звезды» в Киеве, печатался под своей фамилией и под псевдонимами «Болохин» и «П. Донской». В 1943 году приказом по Совинформбюро был назначен корреспондентом «Вашингтон пост» (sic!) по совместительству[434]. Погиб 4 марта 1944 года в деревне Лясовка (ныне Лесовка) Житомирской области в перестрелке с оуновцами (sic!).
Накануне освобождения Киева Олендер был на левобережье Днепра вместе с Эренбургом, впоследствии тепло написавшим о нем:
Когда военный корреспондент — писатель, прозаик или поэт, он невольно думает не о самом событии, но о его участниках. Корреспондент «Красной звезды» Олендер страстно любил поэзию. Я помню, как в приднепровском селе он читал мне стихи... Это был человек с большой военной культурой. Он видел в войне творчество, он прислушивался к дерзаниям, рутину он ненавидел и в поэзии, и в тактике. Он был фанатичным тружеником. Его статьи, подписанные псевдонимом полковника Донского, помогли многим молодым командирам разобраться в наступлении. Без малого три года проработал, точнее, провоевал Олендер, прошел с армией от Сталинграда до Западной Украины и погиб как солдат, от пули[435].
У Авдеенко и Олендера в зачине сказано, что убитые в Бабьем Яру — это «евреи, коммунисты и работники ряда советских учреждений». После чего они сразу же переключаются на трагическую историю семьи Сергея Ивановича Луценко, сторожа Лукьяновского еврейского кладбища и свидетеля поневоле всего того расстрельного кошмара, что происходил буквально на глазах у него и его семьи. Сам рассказ — именно об этой семье, а не о том ужасе, который эта семья видела почти каждый день. Такой сюжет легитимен, конечно, но для монопольного раскрытия обозначенной в заглавии темы — Бабьего Яра — явно не представителен и поэтому лжив.
Большая ложь не обходится без тучи маленьких неувязок. Тут и похороны дочери и внуков сторожа, как бы отложенные до прихода журналистов, — спустя недели после убийства! Тут и их могилы, выкопанные на Еврейском кладбище: должность сторожа на этом кладбище все же не открывала перед ним никаких галахических возможностей, даже если б сторож полагал, что евреев в Киеве больше нет и никогда не будет. Тут и фосфорные (sic!) костры, и пятитонки (sic!) для перевозки одежды расстрелянных в четырехэтажную школу № 38 на Некрасовской улице, и — перл-чемпион — сам овраг, сам Бабий Яр, засыпанный почти до краев свежим песком!
Но ведь Авдеенко и Олендер наверняка и сами побывали в Бабьем Яру! Так неужели золотой песок — только ради красного словца?
Завершается их очерк так:
По пологому скату спускаемся на дно Бабьего Яра. На золотом влажном песке отпечатаны чьи-то следы. Идем по следу, а идти жутко, кажется, кости хрустят под сапогами, говорят, что немцы сожгли свыше ста тысяч трупов. Но, вероятно, не меньше еще здесь закопано.
Через века не забудется кровавая плаха Бабьего Яра и воровская малина в школе №38 — две стороны одной медали немецких выродков. Всей своей черной кровью они не смоют праведную кровь киевлян.
433