- Это, смотря, как вы реагируете на холод. У нас всегда настежь открыто окно. Бабушка, что лежала на кровати, которую застилают для вас, была очень недовольна этим, - помолчав, она вывела из всего сказанного предупредительное резюме: - Мы конфликтов не любим.
Надо было понимать, что под словом «мы» она подразумевала их двоих, с толстой. Но позже я поняла, что это было волеизъявлением только толстой.
Одна из следующих новоселов оказалась измученная так называемым сердечным кашлем, а потому согбенная, жалкая женщина, которую положили в одном ряду между мной и толстой. Долго лежать ей не удавалось, приходилось садиться и сплевывать липкую противную слизь, выделяющуюся при кашле, в баночку, которую она закрывала завинчивающейся крышкой Ослабленная, она потела и потому мерзла под открытым окном. К тому времени палата заполнилась больными, одна из которых с температурой под сорок. Конфликты, которых так не хотели старожилы палаты, не возникали, все потихонечку осваивались. Однако утром, измученная кашлем, моя соседка в ряду попросила закрыть окно. Никто не отреагировал. Тогда она встала и прикрыла окно. Это, как мне показалось, тоже осталось не замеченным. Но я ошиблась. Через несколько минут, когда разразился следующий приступ кашля, на середину комнаты выскочила подруга толстой. Глаза ее, казалось, готовы были вывалиться из орбит. Широко жестикулируя руками, она выбросила такой пар, что и любителям жарких бань стало бы душно. Она обвиняла кашляющую в полном бескультурии, несоблюдении элементарных правил общежития. Она говорила, что терпеть ее плевки уже просто невмоготу.
Только тут я заметила, что толстая оказалась сидящей в противоположном углу, возле кровати своей напарницы. Это и послужило сигналом для всей театрализованной тирады пучеглазой.
Все молчали. Тогда я решила заступиться за больную. Объяснила, что она не в силах, что-либо изменить. Это обязанность больницы предоставлять подобным больным одиночные палаты. Пучеглазая перекинулась было на меня, но не найдя, чем отпарировать моим доводам, замолчала.
Однако этим дело не кончилось. Толстая не оставляла свой новый пост, и нападки продолжились, только еще напористее. Моя соседка приглушенным голосом взмолилась передо мной, чтобы я на правах самой старшей по возрасту заступилась за нее. Да, я могла бы, я даже обязана была это сделать, но вместо этого посоветовала ей самой постоять за себя, вот я же нашла для себя выход – сижу на кровати, укутавшись. Молодая женщина из второго ряда кроватей, весьма набожная, ухитряющаяся совершать намаз даже в условиях палаты, видно, тоже чувствуя свою вину, спросила у меня, не осуждает ли пострадавшая ее, за то, что не заступилась. Мы обе понимали, что, заботясь о своем покое, своим молчанием стали соучастниками этих нападок. Вот она высота человеческой искренности, не в пример собачьей. Не вступилась я за мою соседку, которая весь день провела где то в коридоре вместе со своей баночкой, и тогда, когда ее стали обвинять, что кашляет ночью, не давая спать, хотя была потрясена бесстыдством такого упрека - что же и ночью ей уходить в коридор?
Я осуждала других, но не себя. Почему не заступилась? Ну, не равнодушием же это было. Может, ощущала свое бессилие, все равно ничего не изменить? Вспомнилась собака. Нашего псенка выгуливала внучка на улице без поводка. Завидев огромную собаку, псенок с лаем рванулся к ней. Этой огромной собаке достаточно было схватить нашего малыша поперек тела и тряхнуть, как это делают они всегда, наш песик упал бы замертво из-за переломленного хребта. Но… он, разумеется, не думал об этом, он защищал хозяйку. Он выполнял свой долг. Долг друга. Бесстрашие стало его козырем. Огромная собака позорно ретировалась. Как обнажал псенок сейчас порок моей души!
Часто задумывалась я о том, каким должен быть друг и однажды наткнулась на определение этого качества в Библии. Оно гласит так: «Настоящий друг любит во всякое время, он брат, рожденный на время бедствия».
Неприятно, больно было сознаваться самой себе, что в палате я позорно заботилась только о своем покое. Больно, но от себя не убежишь.
Глава 4
Потребность в друге у человека огромна. Правда, многие люди награждают этим титулом легкомысленно кого угодно, совершенно не задумываясь о высоком значении его. Потому безболезненно расстаются, когда обнаруживают ошибку в выборе. И снова ищут, кому бы приклеить этот титул. И я не переставала искать друга. Может быть, поэтому рука потянулась к Библии. Хотелось осмыслить, кем являешься сам, каково твое назначение в человеческом обществе, чем обязан себе подобным и чего ждать от них, да и вообще для чего живешь. Интуитивно я надеялась найти ответы на свои вопросы именно в этой книге, ведь не зря же она называется Священным Писанием. Ну, как обычно, что ищешь, то и найдешь. «Люби ближнего своего, как самого себя», - вычитала я в этой книге. Звучит красиво, но мыслимо ли это? В себе-то не уверен, а чужая душа вовсе - потемки. Интересно, что собака по этому поводу совсем не размышляет. Она просто любит. Она ласкается, уверенная, что тоже любима. Даже, когда хозяин ее ругает, она лижет ему руку. Нет, это не раболепие, собака понимает, если ругают, значит где-то провинилась и просит прощения, доказывая, что не хотела обижать, просто так получилось.
Человек – эгоист. Он может требовать от другого то, чего сам ему не дает. В молодости жизнь столкнула меня с одной женщиной. Беременная, брошенная мужем, бездомная, она потянулась ко мне, нуждаясь в поддержке. Женщина совершенно не импонировала мне, однако ее желание найти во мне подругу нашло отклик сердца. Но однажды мое сердце отторгло ее с той же готовностью, что и приняло. Мы шли по улице. Днем. На тротуаре стояла группа парней. Они были то ли пьяны, толи наколоты. Когда мы поравнялись, парни схватили мою спутницу и стали бросать ее из рук в руки. Беременную. Я ринулась в толпу, крикнув: «Беги!» и тут же сама превратилась в перекидной мяч. Только, как мне показалось, игроки стали еще азартнее. Наконец, наигравшись, они потеряли ко мне всякий интерес и совершенно опьяневшую от головокружения вытолкнули меня из круга. А ведь могло быть еще хуже. Не помню, как добралась до дому. Спасенная мной спокойно сидела у стола, за чаем. Ведь она могла попросить помощи у прохожих, постучать, наконец, кому-то в окно, но оставить меня вот так на произвол судьбы! Такой дружбы как-то не захотелось.
Мой преклонный возраст пытается сейчас обвинить меня в максимализме, мол, сыграть здесь роль мог вполне естественный в положении той женщины страх. Она беременна. Можно было бы это простить, что тоже входит в нормативы настоящей дружбы. Я простила ее, но в подруги не приняла.