Выбрать главу

Говорю, что простила. А умела ли я прощать? И как это прощать? Да, сохраняла нормальные взаимоотношения, отзывалась на зов помочь, но сердцем этот человек навсегда был отторгнут.

Все обиды, нанесенные мне по жизни кем-либо, оставались жить в глубине моего сердца. Немудрено, что сердце больное. Да и вообще известно, что возникновение болезни у человека связано с его характером. У злого человека, как правило, больна печень, его даже называют желчным, а у нервозного – язва желудка. Если бы люди задумывались над этим и проводили такую аналогию, непременно поработали бы над собой.

Легко сказать, поработали бы над собой. Для этого человеку нужны критерии, на которые он мог бы опираться. А где их взять, ведь у каждого человека свое субъективное понимание хорошего и плохого. Кто может быть советчиком? Интересно как судит об этом Библия: «Относись к человеку так, как хотелось бы, чтобы он относился к тебе». Вот, где, оказывается, «собака зарыта», а для меня мое собственное «эго» всегда было важнее. Может в этом причина, что я прожила без друга? Наверное, хорошие друзья достаются тем, кто сам умеет быть хорошим другом.

Горько сознавать, что именно эта причина чуть не разрушила нашу семью. Меня не устраивал зять. Меня, а не мою дочь. Навалившиеся болезни все больше и больше ослабляли меня. Справляться по хозяйству я уже не могла. Конечно, можно было мирно сказать зятю об этом. А я поднимала скандалы. Грубо, часто, нестерпимо. Обиду подогревало равнодушное молчание дочери. Видя мою заботу о себе, они не отвечали взаимностью. Судя по Библии это мое упущение, это я должна была наставлять детей, но мудрому совету Бога никогда не подчинялась. Я чувствовала, как с каждым днем теряю уважение домочадцев, тогда как хотела любви. И тогда я взмолилась Богу, чтобы он изменил ту ситуацию, в которую я попала и уже не знала выхода из нее. Не понимала я, что Бог, может быть, специально и допустил такую ситуацию, чтобы я разобралась в себе, а не искала причину в других. А разобравшись, постаралась изменить себя.

Вскоре ситуация настолько усугубилась, что причина моего некомфортного положения в семье обнажилась сама собой, я тяжело заболела. На фоне сердечной недостаточности началась водянка. Отнялись ноги. Вдоль по лимфатическим ветвям открылись язвочки, из которых текла вода, вызывая страшный зуд. К стыду медицины, облегчить мое состояние в больнице не могли. Обезболивающие средства зуд не снимали, а лишь одурманивали меня. И вот тогда мой зять принес в больницу «деревянное масло», жутко вонючее, но снимающее зуд. Это средство народное, его добывают, сжигая бумагу, долго и терпеливо по капелюшке. Мой любознательный зять где-то почерпнул это и хранил в памяти до поры. И вот теперь воспользовался. Когда я выписалась из больницы, зять устраивал мне соленые ванны. Язвочки затянулись. Вот тогда я и поняла, кто окружает меня в доме.

Сделала ли я выводы? Увы, характер трудно переломить. Можно изменить понимание.

В моем случае, когда я уже потеряла авторитет в семье, когда досадила всех своими придирками, ворчанием, грубостью, наладить что-либо много труднее. Ко мне относились подчеркнуто хорошо, но именно подчеркнуто и в этом не было любви. А я нуждалась в ней. А я без любви не могла. Однако, насильно мил не будешь. Безвыходность моего положения стала очевидной. Хотелось кричать, хотелось рыдать, хотелось выть! Вот тогда-то мне и попался на глаза стих из Библии: «Может ли женщина забыть о своем грудном ребенке и не пожалеть сына своей утробы. Даже она может забыть, но я не забуду тебя». Это говорил Бог. Я читала этот крохотный текст из Библии снова и снова. И плакала, но теперь уже от счастья. Я нашла друга, которого искала всю жизнь.

ЖЕРТВУЯ РАДИ СЧАСТЬЯ

Есть два дня, когда вы ничего не можете сделать:

один - это вчера, другой - это завтра.

А сегодня – прекрасный день, чтобы сделать

все возможное для своей мечты.

(Автор не известен)

Один миг. Он вынес из дома счастье, развеял его по ветру, да так, что уже не соберешь, не склеишь. Егоровна сидела в темноте на своей кровати и плакала. Вот уже год не просыхали ее глаза. Плакать она могла только ночью, а днем ни-ни, сердце в комочек и улыбка на губах. Она, ее улыбка, была единственным бальзамом для трех внучат, которые потеряли маму. Дочь Егоровны погибла в дорожной катастрофе. Дети совсем малы, что-то будет с ними? Отец их, еще совсем молодой мужчина, конечно, женится. Каково будет малышам, взлелеянным ласковой матерью жить с мачехой? И кто знает, какой она будет. Пусть даже, хорошей, все равно чужой. Неужели боль утери матери еще может усугубиться появлением в семье чужой женщины?

Егоровна, понимала, изменить ничего невозможно. Хуже всего то, что семья дочери жила в ее доме, в доме, Егоровны, и, если зять теперь женится, он создаст свой очаг. Он уведет детей. Вырвет их из рук, которые вынянчили. Но даже не это главное, она, бабушка, была для детей олицетворением их матери. Конечно, заменить мать невозможно, но только она, бабушка, для них сейчас была ближе всех. Прошел год со дня гибели дочери, тревога Егоровны возрастала. Начнется время перемен.

Всю ночь Егоровна не сомкнула глаз, а утром умылась, взглянула на себя в зеркало, что висело у раковины, поправила прядь седых волос и улыбнулась. Глубокой такой улыбкой, ясной, что даже глаза засверкали. Они у нее большие открытые и ласковые. На кухне, надев фартук, принялась накрывать на стол, сейчас сюда войдет зять, ему пора на работу.

- Доброе утро, Егоровна! - Так звал он ее с первого дня знакомства. Так представила ее почему-то дочь. Зять всегда был приветлив, весел, дом оживал с его приходом. С ним было легко общаться. Зять работал бригадиром на стройке и был в большой дружбе со всей бригадой. Егоровна знала каждого в ней поименно. Она хлебосольная по натуре часто угощала их своими изумительными пирогами.

Сегодня Егоровна вела себя как-то непривычно, и зять выжидательный уставился на нее, - вы что-то хотите спросить?

- Нет, не спросить хочу, а сказать. Хватит тебе бобылем ходить. Молод ты еще, чтобы печалью ноги свои спутывать. Женись! Детям мать найди, себе жену, мне помощницу. Стара я уже управляться по хозяйству. Дому женский пригляд нужен.

Голос Егоровны был сухой и суровый. Зять всегда находчивый и словоохотливый растерялся. К такому предложению он не был готов. Он любил свою жену и, хотя с горем вечно обниматься не хотелось, привести новую женщину в дом, где все напоминает подругу юности, было слишком. Шумно проглотив слюну, мужчина промолчал. Сославшись на отсутствие аппетита, спешно ушел.

Дни сменяли друг друга, все, казалось, шло по-прежнему, только зять стал каким-то молчаливым и потому чужим. Егоровна предполагала другой исход разговора с зятем, а оно вон как обернулось. Отчуждаться стал. Не принял предложение. Видно, есть у него уже женщина, и не соглашается она идти в дом бывшей жены. Оно и понятно. Не упрекнешь ее за это. Кому охота делить мужа с его воспоминаниями о прежней любви. Ведь здесь все напоминает о ней. Кому, как не Егоровне, понять это. Ведь ей самой, что нож к горлу – представить другую женщину на месте своей дочери. Но невыразимой болью своего сердца она готова была ежедневно жертвовать ради детей, ради того, чтобы не лишить их родного дома, где даже стены помнят, как они были счастливы со своей мамой.

Прежнего не вернешь. Но завтра можно опоздать, потому что опередят события, развернутые другими. Завтра все может сложиться так, что изменить что-либо уже будет трудно, или вовсе невозможно. Только сегодня, сейчас еще есть крохотная надежда сделать шаг навстречу счастью. И Егоровна не должна упустить такую возможность. Вечером, уложив детей спать, она пошла к зятю, который сидел в зале у телевизора. Он приветствовал ее и пригласил присесть рядом с собой.