Ангва закрыла глаза и сконцентрировалась. Зловоние тины, запахи вампира и воды, которая поднялась уже до колен, все соперничало за ее внимание, но сейчас дело касалось конкуренции. Она не могла позволить вампиру лидировать. Это было бы так… традиционно.
— Здесь были другие гномы, — пробормотала она. — Два… нет, три… м-мм… больше четырех. Я чувствую… нефть. Кровь в отдалении. Внизу туннеля. — Она так резко встала, что чуть не ударилась головой о потолок, — пошли!
— Здесь становится все более опасно…
— Мы можем найти ответ! Пошли! Ты-то можешь не бояться смерти! — Ангва рванулась вперед.
— По твоему, провести тысячи лет, похороненной в иле, будет забавно? — закричала Салли, но ее слова были услышаны только грязью и зловонным воздухом. Она чуть помедлила, издала стон и поспешила за Ангвой.
Дальше главный туннель разветвлялся на многочисленные проходы. Из них вытекали потоки грязи, похожей на застывающую лаву. Салли прошлепала мимо чего-то что выглядело, как огромная медная воронка, плавно поворачивающаяся в потоке.
Здесь туннель был проложен более старательно, чем та часть перед колодцем. Он заканчивался круглой гномской дверью, к которой припала Ангва, и был освещен бледным сиянием. Салли не обратила на Ангву внимания. Она даже не взглянула на гнома, прислоненного спиной к двери.
Вместо этого, она уставилась на большую руну, коряво начертанную на металле. Это был большой и небрежный рисунок, изображавший что-то вроде круглого глаза с хвостом, который светился бледно-зеленым сиянием вирвей.
— Он начертал его своею кровью, — сказала Ангва, не оборачиваясь. — Они бросили его здесь умирать, но он был еще жив. Он умудрился добраться досюда, но убийцы закрыли дверь. Он царапал металл двери — я чувствую запах — и стер ногти до крови. Затем, он начертал руну кровью и сел тут, зажимая рану и наблюдая, как вокруг собираются вирви. Я полагаю, что он мертв восемнадцать часов.
— По моему, нам надо убираться отсюда прямо сейчас, — сказала Салли, пятясь назад. — Ты знаешь, что значит этот знак?
— Я только знаю, что это шахтная руна и все. А ты знаешь?
— Нет, но я знаю, что именно эта одна из самых плохих. Не стоит на нее смотреть. Что ты делаешь с телом? — Салли попятилась еще дальше.
— Пытаюсь определить, кто это был, — сказала Ангва, обыскивая одежду гнома, — так мы поступаем в Страже. Мы не топчемся на месте, переживая из-за рисунков на стене. В чем проблема?
— Именно сейчас? — спросила вампирша. — Он немного… воняет.
— Если я могу вытерпеть, то и ты сможешь. На этой работе тебе придется часто встречаться с кровью. Не пытайся ее выпить, вот мой совет, — сказала Ангва, все еще осматривая тело. — Ага, у него есть рунное ожерелье. И… — она вытащила руку из камзола мертвого гнома — Не могу разобрать точно, но я чувствую запах чернил, может быть это письмо. Отлично. Пошли отсюда.
Она повернулась к Салли. — Слышишь меня?
— Руна написана умирающим, — сказала Салли, все еще держа дистанцию.
— Ну?
— Вероятно, что это проклятие.
— И что? Мы его не убивали, — сказала Ангва, с трудом поднимаясь на ноги.
Они посмотрели на грязь, уже поднявшуюся им до колен.
— Ты думаешь, его это волнует? — деловито заметила Салли.
— Нет, но я думаю, что здесь может быть еще один выход, то последнее ответвление, которое мы прошли, — сказала Ангва, разглядывая туннель.
Она показала Салли. Поспешно удирая, линия вирвей со слепой определенностью маршировала по сочащемуся влагой потолку с такой же скоростью, с какой текла грязь по полу. Они направлялись в боковой туннель, сливаясь в светящийся поток.
Салли пожала плечами. — Стоит попытаться.
Они ушли и всплески их шагов стихли вдали. Грязь медленно затопила туннель, наполняя темноту шуршанием. Светящийся хвост вирвей постепенно скрывался из виду. Вирви, обводящие контур руны, тем не менее, остались, потому, что такое угощение стоило того, чтобы умереть. Они поочередно мигали.
Подземная темнота погладила руну, которая вспыхнула красным и погасла. Наступила полная тьма.
В этот день в 1802 году, художник Методия Плут попытался засунуть эту штуковину под кипу старых мешков, чтобы она не разбудила цыпленка, и дорисовал последнего тролля, используя самую маленькую кисточку для прорисовки глаз.
Было пять часов утра. Шел дождь, не сильно, но с мягкой настойчивостью.
На Саторской и на площади Разбитых Лун капли дождя шипели на белом пепле костров, время от времени освобождая из под него оранжевые угли, которые с треском и шипением гасли.