— Что приперся в таком случае? — слова давались с все большим трудом, а еще труднее было понимать, о чем идет разговор, но я старалась держаться. Оказаться в бессознательном состоянии в его машине было слишком страшно.
— Хотел пригласить на ужин. И никаких извращенных идей у меня не было, начинающая нимфоманка! А говорил я совсем о другом: как бы ты жила, зная, что убила человека?
Отвечать я не стала, хотя очень хотелось сказать, что жила бы я замечательно, зная, что избавила мир от такой мрази, только сил уже совсем не осталось ни на что, только зубы сжимать. Я и за тем, что он мне продолжал говорить, следить перестала — все равно уже ничего не понимала, осознавала, что он что-то говорит, а смысла никакого в его речи для меня уже не было. Как ни старалась оставаться в сознании, ловила себя на том, что периодически отключаюсь, к счастью, ненадолго: машину встряхивало на дороге, и каждая такая тряска отдавалась болью во всем теле, это помогало очнуться.
— Давай, выползай! — скомандовал водитель, и я вдруг поняла, что мы остановились. Начала выполнять приказ, но получалось плохо: как я ни старалась, каждое движение причиняло боль, и сил терпеть ее совсем не осталось. Хорошо хоть слезы давно высохли. — Господи! Сколько возни с тобой! — пожаловался мужик и, не обращая внимания на мой вой, подхватил меня на руки, вытащил из автомобиля и куда-то понес.
Больше всего сейчас мне хотелось схватить его за шею и душить, пока не начнет биться в агонии. Даже не знаю, как удалось взять себя в руки, наверное, мысль о том, что пребывая в агонии, он не сможет держать меня, а падать очень уж не хотелось, вернула меня к жестокой реальности. А реальность была печальна: я целиком и полностью, в прямом и переносном смысле в руках самого ненавистного мне человека. Хотя… не знаю, как признаться… не умею я долго ненавидеть и все тут! Вру я себе, не смогла бы ни задушить, ни выстрелить в него, сейчас не смогла бы. Растеряла пыл, пропал боевой задор… Или, может, это простой бред? Вот чуть оклемаюсь, и доведу безуспешно начатое до успешного окончания!
Меня занесли в помещение, и совсем неласково сгрузили на подобие высокой тахты.
— Лежать! — гаркнул на меня мужик, на что я только гордо отвернулась и осталась сидеть (во-первых, я ему не собака, чтобы команды выполнять, а во-вторых, побоялась, что лечь самостоятельно, пользуясь одной рукой, я не смогу), и начал названивать кому-то по телефону. — Ты где ходишь, я же просил приготовиться! — орал он в трубку, и я порадовалась, что я не единственная, с кем он такой «милый и вежливый».
— И что же у тебя настолько экстренное? — услышала я чей-то голос. — Господи, где же ты ее подобрал?! — возмутился прибывший.
Передо мной появился совсем молодой мужчина, почти мальчик и, качая головой, стал… разрезать на мне одежду.
— Ты что делаешь?! — возмутилась я. Я вам не миллионер, чтобы менять одежду, каждый раз, когда встречаюсь с этим уродом! Когда я увидела внутренности куртки, служившей мне верой и правдой уже два года и не подводившей в самые холодные дни, я снова сорвалась. Слезы потекли сами, помимо моего желания. А вот тот факт, что я оказалась перед двумя мужиками в одних джинсах, с полностью оголенным торсом, меня совершенно не напряг, мне было все равно.
— Что опять не так? — удивился мой старый знакомый. — Что ты вечно ноешь?
— Куртку мне испортил! — проскулила я. — Опять мне из-за тебя новую одежду покупать! — И пусть в прошлый раз пострадали только колготки, они тоже денег стоят!
— Успокойся! Куплю тебе новую вместо этого кошмара. Как в таком можно ходить?
— Где ты ее взял? — прервал нашу милую беседу молодой мужчина.
— Ехал себе, никого не трогал, смотрю — валяется, — нагло соврал мой личный монстр.
— А в прошлый раз что было? — ехидно осведомился тот, кто сейчас не стесняясь ощупывал мое плечо, вызывая острую боль. Я очень старалась не кричать, только морщилась и сильнее сжимала зубы.
— Какой прошлый раз, Димон? Впервые ее вижу!
— Ну-ну… Ты с детства абы что в дом тянешь… Не пойму только: при чем здесь я? Красотка, а ты заявление не хочешь подать? Кто-то же в тебя стрелял? — решил на этот раз поболтать со мной этот самый Димон.
— Не хочу! — прошипела я. — Эй, ты что делаешь? — я так испугалась, когда увидела в руках этого младенца шприц, что мне уже и не было так больно, как раньше.
— Я сейчас буду тебя оперировать, так что наберись терпения, — сообщил тот жизнерадостно.
— Ты хоть школу закончил? — на всякий случай, спросила я. Хотя, что я выступаю? Других вариантов у меня нет, в любом случае. Оба мужика заржали, но отвечать на мой вопрос не стал ни один. Не знаю, чем я их так насмешила.
— Не волнуйся, главное, что я закончил курсы вышивания крестом, так что зашью тебя художественно, — «успокоил» Димон.
Тут меня накрыло таким удовольствием, ни с чем испытанным раньше не сравнимым, что я не стала возмущаться ни по поводу «абы чего», что тянут в дом, ни по поводу художественного вышивания. Не сказать, чтобы я кайф словила от укола, во всяком случае, это я себе не так представляла. Но боль прошла в одно мгновение и полностью, так что я расплылась в блаженной улыбке. Я поняла, что Димон — настоящий волшебник, еще и заботливый какой, просто лапочка: и уложил меня аккуратненько и простынкой прикрыл целомудренно, а я не оценила сразу.
— О! Можно резать! — с явным удовольствием потер руки Димон, заметив мою улыбку. Спустя мгновение в его руке блеснул скальпель, и я снова усомнилась в красоте его душевных качеств. Очень уж подозрительным было предвкушение на его физиономии.
Однако, когда я ничегошеньки не почувствовала, я снова прониклась по отношению к юному хирургу нежными чувствами. А когда в его руке появились пугающие то ли щипцы, то ли плоскогубцы, уже не почувствовала ничего, кроме любопытства. Довольно скоро мне продемонстрировали вынутую пулю и порадовали тем, что, наконец, продемонстрируют редкий талант вышивальщицы. К моему огромному неудовольствию это оказалось самой неприятной частью: я прекрасно чувствовала, как нить проходит сквозь мою плоть, как тянется всей своей длиной, как вонзается в очередной раз игла. Не то, чтобы было больно, но оооочень противно. Я не возмущалась и на этот раз старалась даже не морщиться.
— Эй, тебе что там, больно? — заметил Димон.
— Терпимо, — вяло отозвалась я.
— Что за херню ты ей вколол?! — вдруг возмутился мой личный монстр. — За те деньги, что я плачу можно нормально обезболить!
— Я нормально обезболил! — тут же отозвался хирург-малолетка. — У каждого своя реакция, откуда я знал, как она отреагирует! В следующий раз вколю что-то другое.
— Не надо следующего раза! — испугано пропищала я. — Не ругайтесь… лучше шей быстрее.
— Я щас, быстренько, немножко осталось, — забормотал Димон, снова берясь за дело.
Я вновь сосредоточилась на неприятных ощущениях, но тут меня торкнуло: это он сейчас что делал? Он за меня волновался? Переживал, что мне больно? С чего бы? Или это такое чувство собственника: он — единственный, кто может причинять мне боль, а другие — ни-ни? Надо будет поинтересоваться. Я так увлеклась обдумыванием, что пропустила, когда все закончилось.
— Можешь оставлять ее и ехать отдыхать! — сообщил хирург. — Все получилось, смотри, какая работа ювелирная.
Мне полюбоваться не дали, но я не особенно и настаивала, я больше думала, что меня сейчас бросят тут на произвол судьбы совсем одну, начинающего доктора я всерьез не воспринимала. Мне бы радоваться, что избавлюсь от общества моего не самого приятного знакомого, а я начала страдать, что он от меня так скоро решил избавиться. Нет, точно, выстрел в плечо пришелся, а на голове отразился.
— Обойдешься! Я ее с собой забираю, — ух, аж от сердца отлегло. А ведь должно бы наоборот — насторожить. Куда забирает, зачем и так далее, но нет, ничего подобного… Мрак просто, что с головой творится?
Что они обсуждали дальше, я не слушала, попытавшись расслабиться и наслаждаться почти полным отсутствием болевых ощущений.