— Главстаршина на палубу выскочил, раненого в люк успел подать. Тут рядом с катером снаряд с эсминца разорвался. Его взрывной волной в море и сбросило.
Я знал, что в воде Баренцева моря человек живет несколько минут — сводит мышцы. Если только Кайрат не погиб сразу от осколков.
— А мне тогда лицо обожгло, кожа лоскутами слезала, — продолжал матрос. — Полгода в госпитале, потом на Черное море перевели. Лицо теперь холод не переносит. Это еще ничего, а одному парню глаза выжгло, — помолчав, добавил он.
Да, наша работа романтична только в кино. А вот учитель у нас с Кайратом был один.
Катер вошел в полосу тумана и сбросил ход. Берег уже близко. Я нырнул в люк:
— Группа, подъем! Пятиминутная готовность, — и поднялся в рубку.
Мы вышли из тумана, когда за кормой уже поднимался красный диск солнца. Был виден берег.
И вдруг прямо по курсу, где-то в километре, появились две большие темные точки. Еще минута, и с этих точек, оказавшихся немецкими катерами, в нашу сторону понеслись светлячки трассирующих пуль и снарядов.
Пулеметчик завалился на палубу рядом с Пинкевичем. Еще очередь, и задело рубку. Нас с Терещенко пронесло, но рулевого отбросило к переборке. Мичман не растерялся, перехватил штурвал и развернул «каэмку».
Вытаскивая рулевого, я ощутил, как затряслась под ногами палуба — наш катер выжимал из двигателей все, что можно. Задело и пулеметчика. Им занялись разведчики.
Из люка показался Пинкевич:
— Раненого Луис перевязывает. В грудь его, кажется, легкое задето.
Опираясь на рубку, смотрю в бинокль.
Началась погоня.
— Сань, выдай целеуказание. — Я протянул ему бинокль.
Пинкевич на мгновение подносит его к глазам:
— Скорость где-то сорок узлов. Торпедные катера типа S-26. Вооружены солидно — носовая автоматическая пушка «Бофорс» сорок миллиметров, два пулемета МG-34 по бортам и на корме зенитка «Эрликон». Два торпедных аппарата, ну, это не по нашу душу.
— Немцы эти катера зовут «шнельботы» — быстроходные. Вообще, «шнельбот» — катер очень устойчивый, качку держит отлично. Поэтому и бьют по нам так кучно. База у них в Констанце.
Как бы в подтверждение этих слов рядом с кормой поднялся водяной фонтан.
— Но скорость у нас на десяток узлов больше, так что шанс уйти есть.
— Витек, думаешь, ждали нас? — Пинкевич кричит в грохоте выстрелов и шуме моторов.
Ответить я не успеваю. В корме что-то заскрежетало, и «каэмку» повело вправо.
Мы почти оторвались от немцев, когда снаряд «Бофорса» попал в машинное отделение. «Каэмка» стала постепенно сбавлять ход, протянув еще с полкабельтова[26].
В открытом люке показалась голова моториста:
— Командир, пробит масляный фильтр на левом движке, а на правом — блок цилиндров! Маслова убило.
Мичман забористо выругался и произнес свое одесско-фамильярное:
— Ну, все. Приплыли, Клава, — и, повернувшись ко мне, добавил: — Шо, москвич, сушите весла и пожалуйте на румынские именины.
Я заметил, что Терещенко никогда не говорит «немцы» или «фрицы», а только «румыны». Только три дня назад от Гриши Поженяна я узнал, что его семью, жену и двух маленьких детей, румыны после захвата Одессы сожгли живьем. Сожгли не со зла, а просто сэкономили патроны. Жена была еврейкой, а золотых вещей, чтобы откупиться, не было. Румыны — это не немцы. К расовой теории они относились с большим пониманием, как к хорошей возможности заработать. Сам Терещенко в это время партизанил в одесских катакомбах.
«Шнельботы» быстро приближались, охватывая наш беспомощно болтавшийся катер слева и справа.
— В плен нам нельзя, москвич, — уже спокойно-обреченно сказал мичман. И взглядом показал на стоящий в рубке ящик с гранатами.
Неужели все, конец? Так, главное, успокоиться. Делаю резкий, со свистом, вдох через нос, задерживаю дыхание и несколько коротких выдохов через рот. Предательская дрожь в руках проходит. Еще пару раз вдох через нос, задержка и выдох.
Стоп! А ведь мы еще не на том свете! Чудо то, что 40-мм снаряд насквозь пробил деревянные борта, движки и не разорвался, наверное, он был бронебойный. Осколочно-фугасный снаряд рванул бы, и наши авиационные движки полыхнули бы факелом. Снаряд пробил блок одного движка, осколками сердечника посекло фильтр на другом и убило моториста.
— Факел, дым, вот оно!
— Саня, Луис, ко мне! — дико кричу я.
Решение уже пришло откуда-то сверху. Мне вроде кто-то команду дает.