Лайла подошла ко мне, стараясь держаться как можно дальше от Кормака, насколько это позволял тесный интерьер.
Я обнял ее за плечи, прижимая ближе, и осмотрел помещение.
У задней стены лежали два спальных мешка. Каждый из них был уложен на деревянную платформу, которая приподнимала одеяла примерно на тридцать сантиметров над землей. Кровати, как и стены укрытия, были сделаны из аккуратно обрезанных веток толщиной в восемь-девять сантиметров. Их скрепляли парашютным шнуром, без сомнения купленным Верой во время ее поездок в города.
Узлы, которыми соединялись ветки, были мне знакомы и выполнены аккуратно.
За годы службы вместе Кормак многому меня научил, но об одном я всегда знал больше — об умении завязывать узлы. Прямой узел, беседочный, прусик, двойной рыбацкий — за эти навыки я был благодарен скаутскому прошлому. В детстве я часами практиковался в завязывании узлов, а потом научил этому Кормака.
И теперь он использовал эти узлы, чтобы построить этот дом для своей дочери. Чтобы спрятать ее от мира. От меня.
— Пора объясняться, — сказал я, скрестив руки на груди.
Кормак сложил окровавленную тряпку и отложил в сторону. Он посмотрел на Веру, подняв брови.
Между ними произошёл молчаливый разговор. Такое у них уже бывало, словно они могли читать мысли друг друга.
Что-то, что он ей передал, заставило ее покачать головой.
— Я принесу свежей воды для ужина.
Она взяла фонарик с небольшой самодельной полки рядом с ее спальным мешком и вышла.
Кормак проводил Веру взглядом, потом выдохнул. Когда он поднял глаза, то смотрел не на меня, а на Лайлу.
— Прости за то, что я с тобой сделал. Вера не знает.
Лайла напряглась.
— И, полагаю, ты бы хотел, чтобы так и оставалось?
— У меня почти нет секретов от моей дочери. Она знает, кто я. Можешь рассказать ей, если захочешь.
— Почему не рассказал ты? — спросила Лайла.
Кормак сглотнул.
— Не то чтобы я этим горжусь…
— Тем, что ты пытался меня убить, — холодно закончила она.
— У меня не было намерения убивать тебя. Я запаниковал. Спустился ниже, чем обычно, чтобы поохотиться. Мы запасались на зиму, это было тяжело. А когда ты так неожиданно подошла… не многие могут подкрасться ко мне. Кроме Веры, я давно не видел никого другого. Мне нужно было убедиться, что ты будешь тихо себя вести, пока я не уберусь оттуда, — Кормак вздрогнул, и странное, отстраненное выражение промелькнуло на его лице. Казалось, он сам не мог поверить в то, что сделал. — Я испугался.
— Так ты душил меня, пока я почти не потеряла сознание, и оставил рядом с кучей внутренностей, где любой хищник мог бы прийти и закончить начатое тобой, — спокойно продолжила Лайла.
Она не собиралась облегчать ему задачу. Молодец, Блу.
— Я дождался, пока ты встанешь, — сказал он. — Убедился, что с тобой все в порядке. А потом пошел за тобой до машины.
Глаза Лайлы сузились.
— Как мне знать, что это правда?
— Ты водишь темно-синюю Хондау.
— О, — пробормотала она.
Итак, Кормак причинил ей боль, а потом последовал за ней, чтобы убедиться, что она в порядке. Это хоть что-то. Спасибо я ему, конечно, не скажу, но, может, не стоило бить его так сильно.
Хотя нет. Он заслуживал удара за то, что сделал.
Со всеми нами.
Лайла шумно выдохнула и замолчала. Похоже, с темой реки было покончено. Пора перейти к другому вопросу.
— Подождем Веру? — я кивнул на дверь.
Кормак подошел к своему спальному месту и сел на его край, опершись локтями на колени.
— Она не хочет говорить об этом. Уже четыре года прошло, а я до сих пор не знаю, что именно произошло той ночью.
— Что? — четыре года — и она так ни разу об этом не заговорила. — Почему?
— Раньше я пытался спрашивать. Умолял её рассказать. Она просто замыкалась в себе и переставала говорить совсем. Со временем я решил, что это уже не имеет значения. Хэдли и Элси всё равно не вернуть, — его голос дрогнул. — Я не хотел рисковать и терять Веру тоже.
Значит, он не знает, что случилось? Что, черт возьми, происходит? А как же Нора? Улики были неопровержимы. Он убил ее, так? Почему Вера единственная знала, что произошло?
— Лучше присядь, — Кормак жестом указал на утоптанный земляной пол. — Вера не вернётся в дом, пока мы не закончим. Я постараюсь быстро, не хочу, чтобы она долго оставалась одна на улице в темноте. Но всего случившегося много. Очень много, о чем я никогда тебе не говорил.
Еще бы. Я сдержал этот комментарий и сел на пол. Похоже, здесь мы и будем спать этой ночью. Я лягу на землю, а Лайла пусть спит на моей груди. Я ни за что не рискну спускаться с горы в темноте, не на таком крутом склоне.
Лайла устроилась рядом, плотно прижавшись ко мне. Мы оба молча смотрели на Кормака, который тоже смотрел на дверь, словно хотел быть где угодно, только не в этой хижине.
— Лучше начать с самого начала, — произнес он. — Я когда-нибудь рассказывал тебе, как мы познакомились с Норой?
— Да. Однажды, — ответил я. — Ты был там с друзьями, а она — одна. Ты взглянул на нее и оставил свою компанию. А потом сделал ей предложение на следующий день.
— Ха, — фыркнул он. — Все было немного не так. Это та история, которую она придумала для девочек. А правда в том, что я действительно был там с друзьями, а она одна. Я зашел в мужской туалет и нашел ее без сознания в кабинке с иглой от героина в руке.
Я дернулся так сильно, что Лайла ахнула.
— Что за черт?
— Я не делал ей предложение на следующий день, — продолжил Кормак, проводя ладонью по щеке с щетиной. В его волосах теперь было больше седины, чем тогда, несколько лет назад. Белые пряди смешивались с рыжими. — Я навестил её в больнице, куда отвёз прямо из бара. На следующий день снова пришёл. Сказал, что, когда она выйдет из реабилитации, пусть позвонит. Я угощу её молочным коктейлем с печеньем из своей любимой закусочной.
Его голос был ровным. Мертвым. Совершенно не похожим на тот, каким он когда-то говорил о своей жене.
Любви всей своей жизни.
Этот человек любил Нору всем сердцем. Как он мог говорить о ней без единой эмоции?
— Она бросила. И когда вышла из реабилитации, нашла меня. Я купил ей тот коктейль, — его челюсть напряглась, как будто он пытался сдержать проклятие.
— Мы не спешили, — сказал он. — Или… планировали не торопиться. Пока не узнали, что она беременна Верой. Это все изменило. Мы с Норой поженились. Она осталась дома с ребенком, а я работал. И какое-то время все было идеально. Слишком чертовски идеально, наверное. Когда Вере было около девяти месяцев, я вернулся домой и нашел Нору без сознания в ванной. Вера лежала в своей кроватке в грязном подгузнике и орала. Она была голодна. Потому что ее мать решила вместо обычного завтрака выпить литр водки.
Это шутка? Это же шутка, правда? Или ложь? Но я знал Кормака. Даже после четырех лет ненависти к нему я знал, что это правда.
— Ты мне никогда этого не рассказывал.
— Никто этого не знал. Все произошло, когда мы жили на Аляске. Нора пообещала, что это никогда больше не повторится. Она сказала, что это было из-за послеродовой депрессии. Из-за долгих, темных зим. Мы начали давать ей лекарства. Я начал искать работу в южных штатах. В итоге мы оказались в Айдахо.
Кормак был на десять лет старше меня, и я всегда смотрел на него как на брата. Но теперь казалось, что я вообще ничего о нем не знал. Будто у него была целая другая жизнь, о которой он никогда не рассказывал.
— После переезда Норе стало лучше. Нормальные сезоны, солнечный свет — помогли. Быть подальше от ее семьи помогло. Они были такими же токсичными, как и те наркотики, которые я нашел у нее в тот день. Но есть причина, почему я так долго ждал, чтобы завести еще детей. Мне нужно было убедиться, что Нора в порядке. Что она стабильна.