Зайдя домой и услышав звук льющейся воды, Настя стукнула в дверь ванны, дескать, «я вернулась», и прошла на кухню.
Через несколько минут из ванной показался освеженный Глеб.
– Глебушка, прости, я задержалась, – извинилась Настя, наполняя сковороду ингредиентами ужина.
– Никаких «извините», да «простите»… сегодня ужинаем в ресторане!
Настя чуть не уронила нарезанные баклажаны на пол.
– Как так – не надо? С чего это – ресторан?
– Не возражай, любимая! Собирайся. Я уже собрался. Жду! – безапелляционно заявил муж.
Ничего не оставалось, как привести себя в порядок и приготовиться к походу в ресторан.
В ресторане Глеб предложил жене заказать самые лучшие угощения из меню, чем ввел Настю в еще большее замешательство.
Когда стол оказался уставленным всевозможными яствами, Глеб, церемониально, развернул заранее приготовленный пакет и зачитал завещание дяди. В качестве «контрольного выстрела» Насте были предоставлены фотографии американского дома.
Интрига удалась. Настя сидела, обескураженно уставившись в фотографии, забыв о заказанных деликатесах. Наконец, когда её вновь посетило сознание, она перевела взгляд на Глеба и прошептала:
– Это всё наше?
– Да! Наше! – победоносно произнёс Глеб, разрезая тушку запеченной утки.
После он рассказал ей о приходе адвоката. Жена пищала, как ребенок. Они чокались бокалами, смеялись, спорили, и радовались, как радуются дети неизвестно откуда взявшейся конфете.
Вечером, вернувшись домой, они всё говорили и говорили о наследстве…
Наутро его разбудил какой-то шум.
Он открыл глаза и… не удивился увиденному. Он лежал на своей койке в больнице.
В палате суетились врачи.
– Что случилось? – шёпотом спросил он больного с соседней койки.
– Не знаю. С Мишкой плохо.
Тем временем в палате появились носилки на колёсах. Мишку переложили на них, и вывезли в неизвестном направлении. За носилками, о чем-то тихо переговариваясь, вышли и врачи.
Глеб встал с кровати. На тяжёлых ногах сходил в душ, поправил постель и стал дожидаться врача. Но того все не было. Хотя Глеб особенно не волновался. Он привык к этому сну. Он лег на пастель и прикрыл глаза.
Однако дрёма оказалась непродолжительной. Его громко окликнула вошедшая медсестра.
– Давайте руку, больной!
Глеб повиновался. И опять – чудные видения. И снова – провал в темноту.
Он проснулся ровно в семь. Настёна, как всегда в это время, мирно посапывала у него на плече. Он открыл глаза и принялся разглядывать потолок. Над ним, как всегда, расплывчато темнел подтек, возникший вследствие затопления соседкой с верхнего этажа в прошлом месяце. Ничего сверхординарного за время его отсутствия во сне не произошло.
Он напряг бицепс и сильнее прижал Настену к своей груди.
Так они пролежали еще полчаса, пока будильник не проиграл свой будильный марш.
Настёна потянулась.
– Уже проснулся, котик? – чуть приоткрыв глаза, прошептала супруга. Обняла и ещё сильнее прижалась к мужу.
– Пора вставать, милая!
– Угу…
– Никаких «угу»! Просыпайся, соня! – Глеб нежно обнял жену и поцеловал в щёку.
– Угу! – повторила Настёна, напрягая все резервы организма для поднятия отяжелевших век.
Наконец жена проснулась, и супруги, приняв утренний душ, приступили к завтраку.
За завтраком много шутили, предвкушая свой приезд в Америку и вступление в права на дом.
Их мечта приблизилась на расстояние вытянутой ладони.
Днём Настя поехала к своей подруге-юристу, а Глеб, ещё час провалявшись на диване и повторив текст своей роли в новом спектакле, ушёл в театр.
За полчаса до спектакля телефон зазвонил. Это была Светлана – троюродная сестра по папиной линии. Полтора года назад они с мужем приехали в столицу. Месяц прожили у Глеба, превратив кухню в банно-прачечный комбинат совместно со складом готовой продукции: муж Светланы приторговывал украденными со складов запчастями для отечественных автомобилей. Глеб, узнав о криминальных доходах зятя, возмутился. И родственники съехали, подселившись к новым друзьям. После сняли квартиру, а свою – сдали в аренду. Так и существовала одна из ячеек нового московского общества.
– Алло, Глеб?
– Да, Светик. Как дела?
– Ничего. Спасибо. Ты что делаешь после шести?
– У меня спектакль до восьми. А что?
– До восьми? Хорошо. Давай встретимся в девять?