— Ты прям психолог!
— Наговариваешь. В приличном обществе, если кого психологом назовешь, тебя ведь и язык могут отрезать. Дождаться, когда отрастет, и снова отрезать. Нет, брат, я не психолог. Я, брат, как раз с такой фермы, куда муры на сортировку отвозят, свою жизнь в Стиксе и начал. К мурам у меня поэтому отношение сложное. Они, видишь ли, спасли мне жизнь.
Когда я попал в Стикс и после перезагрузки пытался понять, что происходит, на кластер приехала банда муров… Нас привезли на «ферму». Бывшая тюрьма в небольшом стабе. Там я провел чуть больше месяца, дар все никак не пробуждался. В соседней камере сидел матерый рейдер, с дарами, со всей херней, но это ему помогало слабо. Регенерация у него была бешеная, поэтому у него чуть не каждый день что–то вырезали. И все силы организма у него шли на восстановление. Когда его отпускало, он рассказывал про Стикс, но скорее чтоб отвлечься, все смирились, что чудес нового мира нам не увидеть.
Муры держали свежаков на ферме, пока не начиналась трясучка, а потом их разбирали подчистую. Мой срок уже подходил, а дар все не проявлялся, а трясучка уже начиналась. Я сидел в камере и думал, что выбрать. Склонялся к тому, чтобы выбрать разборку. Не потому, что я такой правильный или герой, а просто мне настолько херово было, что хотелось, чтоб все кончилось. Мне тогда за сорок было, простой инженер, не вояка, не герой. Я понимал, что даже проявись у меня какой дар, долго я не протяну, а остаток жизни тащить людей на смерть, я не хотел. Хотелось как–нибудь самоубиться, но надежного способа я выдумать не мог, а перегрызть себе какую–нибудь артерию или проломить голову об решетку — не хватало силы воли.
Наконец меня поволокли на разделку: привязали к столу, мясник с ножом уже примеривался, откуда бы начать. Вот как раз в этот момент на ферму напали.
— Охренеть! — Карась, и до этого слушавший историю Черныша с выпученными глазами, теперь и вовсе еле дышал.
— А то! Как сейчас помню то ощущение холода от железа, на котором я лежал голый. Опоздай они на минуту и все — кирдык.
— А кто? Кто напал–то?
— Так в том и соль! Напали другие муры. Представляешь? Не поделили, видать, территорию. Я тогда особо не разбирался, но, получается, муры меня спасли от верной смерти, ни много, ни мало, два раза.
— Чума!
— В общем, услышал я стрельбу, взрывы, погас свет. Мясник сорвался куда–то, а я лежу. Вот тогда у меня появилась надежда. А вдруг спасут? Потом стрельба затихать стала, отдаляться. Я решил, что мурье отбилось, не взяли их. И такое, понимаешь, разочарование и злость меня накрыли… Я орал, рвался… Бесполезно — привязали качественно. А потом… Потом что–то случилось, и я оказался не на столе, а над столом. Не высоко, полметра может быть. Грохнулся на стол и понимаю — я свободен. Так с голой жопой и рванул бежать. Трясло меня неслабо, поэтому как выбрался из тюрьмы даже не помню, единственное, что хватило ума схватить — фляга с живцом с какого–то трупа. Стрельба еще продолжалась, но я уже лыжи навострил, хрен меня остановишь.
— Красавчик! — Карась облегченно выдохнул, как будто это он убегал по Стиксу от муров.
— Незадачливый красавчик, — Черныш источал самоиронию. — Направление выбрал неправильно и к утру уткнулся в черноту. Пошел вдоль нее и вот тогда мне в первый раз повезло. Там стояла автоматическая турель с пушкой и пулеметом, на которую вышел скреббер. Турель его уработала, а потом, судя по следам, эту турель уработал второй скреббер. Ты, кстати, слышал, чтобы они по двое ходили?
— Всякое говорят.
— А я вот своими глазами видел. Тот, которого турель завалила, был небольшой, размером, наверное, с малолитражку. Ну и лапы. Лапы были как, знаешь, ветви. Метра по три длиной, узловатые, с кучей отростков. Судя по следам второй был тем–то похожим, но больше раза в три, может первый был детенышем. Хер знает.
Самое смешное, что я был не первый, кто его нашел. Рядышком труп лежал, весь целый, а головы нет, только шея, срезанная и как будто стеклом залитая. И этот везунчик херов распотрошил убитого скреббера, вскрыл капсулу с янтарем. Жемчуг, наверное, сразу сожрал, так как при нем я ничего не нашел. Сел я рядом с трупом, сижу и так мне на душе хорошо, так светло и радостно… Знаешь, как будто в отпуск на море приехал. Посидел немного, потом раздел бедолагу, оделся сам, автомат его прихватил. Ну и, понятно, допотрошил капсулу, замотал янтарь в куртку. А из раздолбанной турели достал ленту с патронами от пулемета, штук на пятьдесят. И свалил по–быстрому.