Достав этюдник и кисти, художник взялся за дело. Но краски, которыми он рисовал, стали вдруг «чудить». Они впитывались в рыхлую акварельную бумагу, не оставляя следов. В конце концов, получился лишь местами подсинённый лист бумаги – точь-в-точь весеннее небо в облаках!
Возможно, был запрет рисовать отшельника, возможно, и другая причина столь странному явлению была. Много тайн хранит жигулёвский лес, много троп скрывает гора жигулёвская!
Шибко опечалился, сказывают, художник. Но проходил той же дорогой другой отшельник – белый, как груздь, старичок. Посмотрел он рисунок художника, снял шапку и сообщил:
– Как верно изобразил ты душу отшельника!
Озеро-икона
В Жигулях, в самом труднодоступном их месте, есть озеро-икона. Если молиться, глядя в его бездонную глубину, не губной, а сердечной молитвой, можно увидеть лучезарное лицо самого Бога.
Следует сразу сообщить, что каждый видит в том озере своего, желанного сердцу Бога. Так, одна женщина, разыскавшая озеро-икону, рассказала, что видела Бога, похожего на её рано умершего отца, носившего русую бородку…
А ещё это озеро Глазом Отшельника зовут. Потому что глаза, такие же бездонные, у жигулёвских отшельников встречали. Каждый, кто в них глядел, видел своего, желанного сердцу Бога!
А ночью в глазах отшельников отражаются звёзды, хранящие тайны вечных, божественных рун. И никто толком не знает, какого Бога видят в глубине неба, как в неком чудесном озере, отшельники.
Мысленный обход
Один отшельник каждое утро, желая пользу родному краю принести, обходил границы Жигулей. Обходил он границы в своём воображении, ясно представляя себе дорогу, каждый камень на ней.
На плече у отшельника поблёскивала алебарда, похожая на ущербную луну. Для порядка вещей, как говорится. Ибо отшельнику надлежит торить свой путь молитвой, тешить глаза небесной синевой.
Если встречались трудности на его пути, отшельник читал молитву, если дорогу преграждала река, шёл по воде, как по суше.
Что же в итоге происходило? На первый взгляд, ничего!
Пещерная жизнь текла своим ходом, считая на небе облака, впрягаясь в сезонные круговерти. На волжских озёрах селились утки, выводили криворотых птенцов и к осени улетали. Купцы торговали, крестьяне пахали землю, калики перехожие совершали путешествие в Иерусалим. Но пока был жив этот отшельник, край жигулёвский выглядел как цветущий сад. Ни татары, ни монголы, ни литовцы, ни другие народы, промышлявшие разбоем на Руси, его разорить не могли.
Лапти и размышление
Один отшельник любил размышлять на ходу, гуляя в берёзовом лесу – языческом храме с белыми колоннами.
Солнечные пятна украшали траву, меняя под ветром свои очертания. Являя то облако, то козу – рисунок, созданный случаем и воображением отшельника.
Пахло медоносными травами и смолой. Солнце согревало спину, а тени узорили её. Наносили татуировку синими чернилами. Мысли отшельника роились и цвели, обогащаясь оттенками за счёт внутреннего зрения.
Шагать по мере углубления в тему становилось всё легче. Так птицы, оставляя следы на песке, поднимаются в воздух, обо всём забывая.
Как-то раз, закончив размышлять, отшельник посмотрел на свои лапти, сильно износившиеся за лето. И спросил себя с удивлением:
– В этой запутанной жизни мы всё идём, идём… Может, мы действительно идём?
Рождение отшельника
«Иногда перед тем, как стать отшельником, человек пускается в странствия. Его душа открепляется от привычного места и привычных дел, выбирая себе роль наблюдателя.
То, что виделось человеку гладким и прямым, начинает казаться волнистым, а что имело границы – безграничным. Странствуя по лицу земли, человек не перестаёт удивляться переменам, происходящим в его душе.
И лишь сполна наглядевшись на дела, совершаемые в этом мире, человек начинает ощущать тягу к странствиям в иных, более совершенных мирах. Вот тогда-то и рождается в человеке отшельник», – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник.
Весенняя посевная
Когда приходит весна, и мысли у человека становятся весенними.
Прибывает в оврагах крапива, в кустах сирени таланится соловей, и человек, какого бы возраста он ни был, живёт надеждой на будущее.