Выбрать главу

Стали делать передатчик и приёмно-командное устройство. И начали с антенны передатчика. Установили её на крыше, привязали к трубе и закрепили растяжками. Провод от будущего передатчика спустили в окно. Всё было нормально, но вмешалось Что-то или Кто-то, не знаю наверняка. Но вмешательство было, это точно. “Оно” не допустило изобретения нового мощного ракетного пороха. Его изобрели другие, не мы.

Нам как раз потребовалась большая порция йодистого азота, но насколько большая, мы не определились. Поэтому изготовили около двух чайных ложек. Надо было его слегка подсушить, а чтобы ничто не мешало, положили его на крышу, на трубу и прижали камушками. Одного камушка не хватило, положили кусочек хлеба.

Нас позвали обедать. Ну какой тут обед, когда решается такое дело!

У Витькиной матери был приймак по прозвищу Мышко дурный, так себе человечишка. Но после войны с мужиками было туго. Так вот, Мышко дурный сидел под окном и читал учебник водителя, имитировал руками-ногами переключение передач. Это было его любимое занятие. Смотреть было смешно. Он злился, когда это видел, хотел нас побить. Только вот меня стукнуть боялся из-за моего отца, а стукнуть Витьку не позволяла его мать.

Надо было лезть на крышу снимать порошок, а то, если высохнет, к нему даже притронуться нельзя – взорвётся. И тут прилетела ворона, села на трубу. Мы остолбенели. Ворона клюнула кусок хлеба – и исчезла в грохоте взрыва и осколках разлетевшейся трубы.

Мышко дурный в испуге вскочил, зацепился за провод антенны, потянул его на себя. Остатки антенны упали на электропроводку и Мышко дико заорал. Мы видели, как его трясло. Витька опомнился, схватил древко антенны и стянул его с проводов. Мышко упал, где стоял.

Выскочили мои родители и сразу всё поняли. Отец снял свою портупею и вздрючил меня, приговаривая: “Вот тебе химия, вот тебе твоя химия, вот тебе ещё пару раз.” Мама хватала его за руку: “Хватит, перестань, что ты делаешь, ему больно.” Сидеть я не мог.

Витьку пытался поколотить Мышко дурный, вдохновлённый примером моего отца, но Витька схватился за топор: убью, только подойди. Спать он лёг, оказалось, с ножом. Ночью Мышко, взяв ремень, врезал раз по спящему Витьке и получил ножом в ногу. Обозлённый неудачей, Мышко днём избил Витькину мать. Правда, она не жаловалась, но видно было. Витька шипел: я ему не прощу, вот будет момент, будет.

Нам пришлось опять перейти к жосточке. Только это было уже неинтересно. А что ещё делать? Мы начали читать фантастику, а там всё про космические корабли. Опять же, реактивные двигатели. Сплошная тоска.

Вскоре мы переехали, я потихоньку принялся читать химическую литературу. А Витька, оказалось, увлёкся математикой.

Ему очень не повезло. Как-то пьяный Мышко замахнулся на Витькину мать горячим утюгом, Витька ударил его по голове колуном. Отсидел в детской колонии, отслужил в армии и приехал домой. Итого шесть лет. Мышко был ещё живой. Парализованный, немой, отёкший весь, лежал на Витькиной кровати. Витька сказал: “Мама, а давайте я его добью, чего Вы с этой… мучаетесь!” Мышко замычал, посинел. Ночью он умер. Витькина мать заплакала: “Господи, избавил Ты меня, наконец. Столько лет!”

Когда мы с ним снова встретились, он сказал: “Если ты совсем дурак, можно и химией заняться, а чего. Некоторые даже стихи пишут.” Я ответил: “Конечно, а то есть которые в математику подались.”

Мы оба засмеялись.

Гриша

Гриша вместо “р“ произносил чёткое ”г“, и поэтому говорил не “всё равно”, а “всё одинаково”.

Зато на математике народ радовался, когда Гриша заявлял, что икс гавняется бэ. Правда, к окончанию школы он научился произносить грассирующее “р“, но когда злился, переходил на “г”. Мама была единственным мужчиной в семье и Гриша под пятой мамы вырос тюхтей. И когда из-за Али наглухо завалил сессию и засвистел служить, особого огорчения не почувствовал. Ему было всё равно, кто на него будет давить, мама или сержант. Тем более что становиться детским врачом, как хотела мама, ему не хотелось. Ему нравилась математика.

В военкомате он сказал, что да, занимается спортом, первый разряд, поэтому попал в компанию борцов, штангистов, боксёров и прочей братии. А первый разряд у него был по шахматам. На фоне сослуживцев он выглядел жалко. Гриша был рыжий, красный, как огонь, и получил кликуху “Красный Воин”, которая звучала откровенной насмешкой. И неизвестно, как было бы, если б не аппендицит. Хотя, скорее всего, списали бы куда-нибудь. Потому как если призвали – барабань три года до дембеля, который неизбежен, как крах капитализма. (Правда, оказалось, что с капитализмом авторы афоризма поторопились.) Ну, не суть.