Эмилио Бакарди Моро по-прежнему оставался президентом компании, однако ему уже сравнялось семьдесят пять лет, и он почти полностью удалился от дел и проводил время в просторной библиотеке на вилле «Эльвира» — писал романы и эссе, читал, переписывался с друзьями и родными. Факундо Бакарди Моро и Энрике Шуг были первым и вторым вице-президентами новой компании. В корпорации каждый из партнеров получил около трети акций и таким образом мгновенно стал миллионером — на бумаге. Позднее они выделили часть своих акций, чтобы десять процентов капитала получили и наследники Хосе Бакарди Моро, третьего брата Бакарди, который скончался двенадцатью годами ранее (при жизни он продал свою долю предприятия братьям и Энрике Шугу). Пятеро других руководителей компании получили по доле в десять тысяч долларов — в их числе были Факундо Бакарди Лай, один из сыновей Эмилио от первого брака с Марией Лай, Педро Лай Ломбар, родственник Эльвиры, который женился на старшей дочери Эмилио Марии, и Альберто Ача, который впоследствии прославился как прадед Дизи Арназа-младшего, исполнителя одной из главных ролей в американском комедийном сериале «Я люблю Люси».
Семейное предприятие стремительно неслось вперед на приливной волне прибылей. За четыре года до этого компания расширила винокурню на Матадеро. Старое здание совсем обветшало и стало слишком уж пожароопасным. Деревянная обшивка наполовину превратилась в труху, крыша протекала, да и места для нужд разросшейся компании уже не хватало. Новое здание было выстроено вокруг той самой кокосовой пальмы, которую в 1862 году посадил перед винокурней четырнадцатилетний Факундо-младший и которая впоследствии стала символом жизнестойкости компании. Следующее расширение предприняли в 1922 году, когда была построена совершенно новая винокурня — неподалеку, на той же улице, что и первая. К тому времени предприятие по изготовлению рома «Бакарди» насчитывало уже свыше дюжины зданий, в том числе бойлерную, склад для выдержки, вмещавший сотни бочонков, фабрику по разливу, «ледяную фабрику», лабораторию и плотничную мастерскую. У Бакарди служили несколько сотен работников, а спрос на ром постоянно рос.
Новая винокурня была запущена 4 февраля 1922 года, в шестидесятую годовщину основания компании. Оборудования было достаточно, чтобы обрабатывать семьдесят пять тысяч литров мелассы в день, и открытие винокурни стало поводом для помпезного празднества. Местная газета писала, что на него явилась толпа в пятьдесят тысяч горожан, в том числе «несметное множество автомобилей со знатными семействами». Официально винокурня была запущена в тот момент, когда Энрикета Шуг, двадцатипятилетняя дочь Амалии Бакарди Моро и Энрике Шуга, и Маркос Мартинес, бывший работник Бакарди, который пришел в компанию в первые дни ее существования, подняли над зданием кубинский флаг. Энрикета надела огромную соломенную шляпу, чтобы укрыться от солнца, и держала целую охапку цветов. Мартинес, который был уже в преклонных летах, был одет в свой лучший серый костюм. Между ними стоял Эмилио с белым канотье в руках. Его густые, зачесанные назад волосы стали совсем седыми, как и усы и борода. На кончике носа сидели очки в тонкой оправе. Выглядел он несколько утомленным.
Это было его последнее появление на крупном публичном мероприятии. Эмилио Бакарди Моро скончался 28 августа 1922 года в возрасте 78 лет. У него были нелады с сердцем, и последний месяц он провел в постели на вилле «Эльвира», однако продолжал читать и принимать гостей. В последний вечер своей жизни он обсуждал со знакомым волнения в Ирландии и говорил, что считает, что корень всех зол — религиозный фанатизм и нетерпимость. Прошло всего два часа, и сердце у него остановилось.
Мэр Сантьяго объявил в городе двухдневный траур — все публичные мероприятия были отменены, пока Сантьяго оплакивал своего любимого сына. Погребальная процессия, начавшаяся у виллы «Эльвира», собрала небывалое для подобных событий количество народа. Процессию возглавляли городские служащие — и один наблюдатель отметил, что «синие мундиры полицейских смешались с серыми мундирами пожарных, зелеными — солдат, белыми — городского оркестра, а дальше следовали элегантные костюмы городской администрации». Изысканный конный катафалк с телом дона Эмилио неспешно катился по городским улицам, и к шествию примыкали простые горожане, так что когда кортеж достиг главной площади, процессия растянулась на десять кварталов.