Выбрать главу

Мальчиком я слушал сказки, когда луна освещала скалы, а звёзды над вершинами горели так, будто вышли из сказки, чтобы насмотреться на великолепие вершин с яркой белизной их вечных снегов. И голос матери до сих пор мне слышится и вспоминается, слившись со сказкой. Вечерами, когда перед нашей саклей, стоявшей у самых скал, белел снег или зеленела трава, мать рассказывала мне, мальчику, сказку, и я, слушая её, засыпал счастливым сном. Такого сна я больше не знал никогда!

В сказке всё крупно и ярко. Она освещена светом народной души, светом её бессмертной веры в жизнь, справедливость, светом его надежды и мечты. В наших сказках часто персонажи не имеют имён. Это, должно быть, потому, что сказочные герои имеют собирательный смысл.

В народной сказке неправых всегда побеждают правые и торжествует справедливость. Я часто думал и думаю о силе оптимизма сказок моего народа, стараясь понять и постичь его жизнелюбие и веру в человека. А ведь наши сказки создавал народ, переживший многие беды, из пепла поднимавший свои жилища. Столько раз вновь разжигал он огонь в застывших очагах. Так было. Народ в сказках выразил свою несгибаемую, неистребимую волю к жизни, стойкость, мужество, мудрость, ясный разум. Потому и не увядают, не умирают народные сказки.

Вот это – главное в сказках. Мне кажется, что ни один человек не должен пройти мимо них, быть равнодушным к ним. В сказках заложена великая художественная сила. Она всегда останется творческой школой и для писателей. Недаром же так любил и ценил народную сказку Пушкин, один из лучших поэтов мира.

И в атомный век сказка будет жить. Мы знаем, что поэзия земли бессмертна, а сказка – мать поэзии. Настоящая поэзия выросла из сказки, как вырастают колосья из земли. Сказка кажется выдумкой. Но так только кажется. На самом же деле в ней – величайшая правда жизни. У меня всегда вызывало восхищение то, что в сказках разговаривают горы, реки, камни, деревья, снег, дождь, животные, трава, а люди понимают их язык. В этом заключена большая поэзия.

Благословенна сказка. Так много радости она всегда приносила людям!

Почитайте книжку, и, я надеюсь, вы убедитесь в справедливости сказанного мной об устном народном творчестве балкарцев и карачаевцев, хотя в это издание вошла только малая часть наших сказок.

КАЙСЫН КУЛИЕВ

НАМЫС

В давние времена в одном горном ауле жил старик со своей семьёй. В довольстве и покое жила эта большая дружная семья. Вместе трудились они в поле, вместе садились обедать, вместе делили радости и горести.

Однажды встал старик рано утром. Вышел он во двор – хотел задать корма лошадям. Смотрит: зима пришла, всё вокруг белым-бело, глубокий снег лежит во дворе, а к воротам протоптан свежий след.

Удивился старик: никто у них не гостил, а остальные домочадцы – и сыновья, и невестки, и внуки – все дома. И решил он посмотреть, куда же ведёт этот неведомый след.

Вышел старик за ворота и пошёл по следу. Прошёл весь аул, вышел в поле, а след всё не обрывается. В середине поля рос одинокий куст шиповника. Около него след и оборвался.

Остановился старик возле того куста.

– Прошу, откликнись тот, кто вышел сегодня утром из моего дома и спрятался в этом кусте!

– Это я, твоё Счастье, решило покинуть твой дом. Я хочу поселиться теперь вон в той сакле на краю аула. Но коли ты сумел догнать меня, я выполню одно твоё желание. Скажи: что для тебя больше всего мило – скот, земля или богатая одежда?

– Прошу тебя вот о чём,– говорит старик,– подожди, пока я схожу домой, посоветуюсь со своими близкими.

– Хорошо,– отвечало Счастье,– я подожду тебя, а ты постарайся вернуться поскорее.

Поспешил старик домой и рассказал, как ушло от них Счастье, как догнал он его и какой выбор предложило ему Счастье. Стали они совет держать.

– Попросил бы ты побольше земли: вырастим мы хороший урожай и горя знать не будем,– сказала жена.

– А может, лучше попросить отборных скакунов? – сказал старший сын.

– Хорошо бы заиметь красивую и богатую одежду! – сказали дочери старика.

Заспорили дети: каждый хотел доказать, что именно его желание самое разумное.

И вдруг заговорила самая молодая невестка, голос которой никогда не был слышен дальше семейного очага: