"Слава тебе, Господи", - мысленно возликовала Маша, если этот вялый, заторможенный поток нервных импульсов вообще можно было назвать ликованием. Скорее - мысленный выдох облегчения, - "Спит. Наконец-то. Спокойной ночи, малыш. Добрых снов, кроха. Дождись маму. Ты молодец. Ты справился. А вот я, кажется, не справляюсь".
Соблазн снова улечься на ледяную бетонную поверхность был настолько велик, что на миг это показалось единственным здравым решением. Мальчик уснул, ей тепло, она согрелась и очень устала. Устала настолько, что для того, чтобы уснуть достаточно всего лишь прикрыть глаза и сделать два-три вздоха. Она будет спать, а когда вернутся Яна и Игорь, они разбудят ее и разрешат залезть в горячую, просторную ванную. Конечно, разрешат. Все же она справилась. Она молодец. Она уложила мальчика спать. Она хорошая няня.
Мысли перетекали медленно и плавно. Веки, моргая, открывались все с большим интервалом. Щека снова коснулась сложенных ладоней, и голова упала на них сверху. Маша глубоко вздохнула, попыталась подогнуть колени поближе к груди, но у нее не получилось.
Не получилось? Маша снова открыла глаза. Снова попыталась пошевелить ногами, но почувствовала, как колготы тянутся по коже.
- Черт, - чуть слышно выговорила девушка, - Черт. Что за...?
Она попыталась приподнять голову, но тут же взвыла от боли. Волосы, успевшие вмерзнуть в лед, пучком вырвались из головы. Маша непослушными пальцами оторвала от пола остатки вмерзших волос и приподнялась на локте. При этом куртка издала отвратительный скрип рвущейся ткани. Девушка осмотрела то место, в котором ожидала увидеть разрыв, но обнаружила там только белое пятно намерзшей воды.
"Я вмерзаю в лед", - с ужасом догадалась Маша, - "Я примерзла!"
Нега, которая минуту назад накрыла ее с головой, улетучилась в один миг. Маша попыталась подняться на ноги, но колготы, которые тоже вмерзли в подтаявшую от тепла ее тела воду, разорвались и открыли на правой голени большую дыру. Кожа под колготами оказалась пунцово-красной. Маша потерла ее ладонью и не без облегчения отметила, что обморожения пока нет. Если бы нога была обморожена, кожа приобрела бы белесый оттенок.
Держась за стекло, Маша медленно встала на колени и попыталась встать на ноги. Ступни превратились в ватные подушки, которые казались теперь в два раза больше, чем были на самом деле. Она медленно стащила с ноги один тапок, притронулась ладонью к пальцам и не почувствовала прикосновения.
"Я отморозила ноги!", - пронеслось в голове, - "Боже мой! Мне отрежут ноги!"
Она снова уселась на пол и принялась тереть онемевшую ступню. К рукам чувствительность вернулась значительно быстрее, чем к ногам, но через несколько минут Маша почувствовала едва заметную ноющую боль в пальцах и паника отступила.
- Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо, - она повторяла эту фразу, как мантру, не переставая массировать ступни. Сначала одну, затем другую, затем снова первую. Когда чувствительность более-менее вернулась, а боль в пальцах стала настолько сильной, что пришлось прикусить губу, Маша натянула тапки и поднялась с пола.
- Вот так. Я снова строю. Больше ложиться нельзя. Даже садиться нельзя. Только ходить. И приседать.
Она, трясясь всем телом, медленно согнула колени и взвыла от боли. Замерзшие суставы, казалось, скрипели. Придерживаясь рукой за перила балкона, ей все же удалось присесть.
- Теперь подъем.
Снова скрип в коленях. Маша скорчилась от боли, но все же выпрямилась.
- И еще раз.
С каждым разом приседать становилось все легче. Кровь в сосудах согревалась, разливаясь по всему телу и спустя час желание согреться сменилось диким желанием поесть и выпить горячего чаю.
Малыш все еще спал. Под его щекой, на покрывале, которым был застелен диван в гостиной, образовалась маленькая лужица слюны. Маша знала, что это обычное дело для малышей. Просто дети спят так крепко, что просто не контролируют себя. Хотя, такие крохи пока еще вообще мало что контролируют даже в бодрствующем состоянии. Чего уж говорить о спящих.
Снег прекратился, хотя ветер продолжал буйствовать с прежней силой. К тому же теперь к нему присоединился чудовищный мороз. Она подошла к перилам и посмотрела вниз, надеясь рассмотреть хоть кого-нибудь внизу, но вместо этого увидела, что фонари, до этого освещавшие двор, теперь выключены. Двор накрыла непроглядная темень. И даже если там кто-нибудь был, то теперь она его просто не сможет разглядеть.
Маша попробовала позвать на помощь, но голосовые связки отказывались ей подчиняться. Вместо крика из горла вырвалось только отвратительное сипение. Она сжала руками перила и склонила над ними голову, а через секунду на костяшки пальцев упала первая горячая слеза.
4
Но как следует выплакаться ей так и не удалось. Несмотря на холод, проникший в каждую пору ее тела, по коже разлилась горячая волна.
- Мама, - просипела Маша, - Мамочка родная! Господи, только не это!
Она ринулась к окну и с размаху врезалась в него, больно ударяясь ладонями. Выпученные от ужаса глаза ярко выделялись на фоне раскрасневшегося, обветренного лица. Посиневшие губы беззвучно шептали:
- Только не это, Господи, только не это...
Ее взгляд, сквозь покрытое обильной изморозью стекло, был прикован к единственному предмету в гостиной. К маленькому, белому пузырьку. Точнее - к белой пластиковой баночке, лежащей на полу под журнальным столиком. Она была готова поклясться чем угодно, что до того, как малыш уснул, ее там не было!
Маша щурилась и снова выпучивала глаза, силясь рассмотреть крошечную надпись на боку пластикового сосуда, но тот лежал слишком далеко, и что-либо прочесть с такого расстояния было просто невозможно.
Пару месяцев назад Яна жаловалась Маше на проблемы со здоровьем. Точнее, на бессонницу, которая просто сводит ее с ума. А недели три назад позвонила и рассказала, что была на приеме у врача. Тот прописал ей толи какое-то снотворное, толи антидепрессанты. Говорила, что лекарство помогает. Достаточно выпить полтаблетки на ночь и сон превращается в самое приятное времяпровождение. Название Маша не помнила, но была уверена, что если бы смогла прочесть надпись на баночке, то наверняка вспомнила бы.
Она перевела взгляд на мальчика, лежащего без движения, и новая волна ужаса жаром прокатилась по всему телу. Лицо малыша показалось ей бледным, а один глаз чуть приоткрытым.