Как-то он отправился к старосте. Долго не возвращался. Павловская сказала Новачекам: «Вы еще увидите, увидите…»
Вернувшись, помещик будто бы спросил у Белинского, в чем, собственно, заключается работа референта.
Бежали утром мы с Весеком и Карчмареками в школу.
— Гляди, — шепнул Весек.
— Куда?
— Гляди, идет…
Помещик шел с портфелем, свернул в переулок, где была канцелярия старосты.
Еще можно сказать об ожидавшемся приезде епископа, о том, как люди гадали, пригласят помещика в плебанию[8] или не пригласят. В результате епископ так и не приехал.
А раз Карчмарек-младший сказал:
— Слышьте, он к нам придет.
— Зачем?
— Пока не знаю. С отцом будет говорить. Павловская устроила. Павловская тоже придет.
Разговор состоялся в глубокой тайне от всех. Никто ничего не знал, только братья Карчмареки подслушивали. Помещик пришел первый. Павловская чуть погодя, с бутылкой в сумке. Водка была цветная — Павловская в хороших манерах знала толк. Выпили по рюмочке. Павловская наклонилась, зашептала участливо:
— Чего там говорить — нельзя так. Страна развивается. Люди что-то делают, добро наживают. А вы?
— Ну да, я… но, собственно…
— С паном Карчмареком уже договорено. Машина служебная, но все будет в порядке. Расходы беру на себя. Потом сочтемся.
В общем, дня через два Карчмареки упрашивали отца:
— Пап, и нас возьми…
— Отстаньте от меня, ради бога.
Вмешалась Павловская:
— Возьмите их, пускай ребятишки прокатятся. Жизнь узнают. Да и пригодиться могут.
Братья ужасно радовались. Грузовик миновал последние дома.
На дорогах в ту осень все чаще стали появляться списанные из армии тяжелые машины. Проносились также черные «шевроле» и «симки» — эти были поменьше.
— Видите, ребята, — объясняла Карчмарекам Павловская, — какая там, у них, культура. И Вашингтон этот ихний даже с лица благородный.
Помещик сказал, что в его семье предпочитали вкладывать в землю. Так казалось надежнее.
— Чего-нибудь, глядишь, и отыщется, — сказала Павловская.
На полях уже было пусто. Кое-где жгли сухие стебли, летали в воздухе паутинки. Леса переливались разными цветами. На лугах мычали коровы. Осень была в разгаре, золотая польская осень. Кое-где еще стояли подбитые танки.
Карчмареки потом все рассказали про эту поездку. Что же касается машины, которую вел их отец, в дороге она отказала только один раз.
Павловская, воспользовавшись остановкой, вытащила карты. Разделила на три кучки. Перекладывала левой рукой. Помещику неожиданно выпал успех на казенной службе.
— Ну-ну. Интересно, куда меня занесет.
Карчмарек-отец копался в моторе.
— Проволока нужна, черт побери, кусочек проволоки.
— У нас есть веревка, — предложили сыновья.
Карчмарек-отец еще повозился. Починил, вытер руки. Поехали дальше и вскоре свернули вбок, на дорогу-аллею, обсаженную старыми деревьями. Опять остановились.
— Нет, не пристало вам самому идти в деревню, — решила Павловская.
— Да, но кто же… вы, женщина?
— …Ну и отец согласился, чтобы я пошел, — рассказывал потом Карчмарек-старший. — Я сказал, что сделаю все как надо, ничего тут особенного нет. А нужно было отыскать какого-то Лозика, этот Лозик раньше служил в усадьбе и ему очень доверяли…
Карчмарек-старший свернул в кусты, пошел по заросшей дорожке. Нашел. Кухня чистая, побеленная.
— Лозик здесь живет?
От плиты с печным колпаком к нему повернулась женщина:
— Здесь.
— Я от помещика.
— А кто ты ему будешь? Родственник?
— Нет, мне просто велели. Он ждет.
— Садись, сынок, уставши небось с дороги.
— Да я только… чтоб пан Лозик пришел.
— Поешь, сынок. — Жена Лозика взяла серебряный половник и налила гостю простокваши. Карчмарек сел.
Ножом с выгравированной короной хозяйка отрезала хлеба. Пока Карчмарек ел, вернулся с поля Лозик.
— Что за малый?
— Помещик его прислал, чтобы ты пришел.
— Ну и чего?..
— Да надо, думаю, сходить.
Взял Лозик шапку, пошли. А тем временем возле машины весь изнервничался отец Карчмареков. Павловская раскинула карты, но ничего у нее не выходило. А младший Карчмарек втихомолку радовался, что если их всех посадят — вот когда будет о чем рассказывать. Наконец на дорожке показались Карчмарек-старший и человек с пышными усами.