Быть некому.
«Ты никогда не должен был существовать». С этого все началось? Черствые слова, так жестоко сказанные моим отцом. Как долго я мечтал, чтобы он гордился мной? Я не могу заставить себя навестить его. На моих похоронах он даже не проронил ни слова и не проронил ни одной слезинки. Молится ли он за меня? Чтобы я нашел покой?
Это меня смешит.
Безбожники не молятся даже за своих сыновей.
Двор и поле за ним еще никогда не казались такими зелеными. Низко нависшие облака прижимаются к вечнозеленым растениям вдали и к ветвям леса. Камни «Харлоу» гладкие и блестящие. Мох и свежие цветы добавляют колориту заведения, хотя я не совсем уверен, что сегодня оно распространяется и на музыкальную комнату.
Я прижимаю локти к груди и всматриваюсь в комнату. Отказываюсь признавать, что до сих пор боюсь привидений. То, что ты стал одним из них, не делает неизвестным менее страшным.
— Что такого сказали другие призраки об этой комнате, что вызывало у них подозрения? — с нетерпением спрашивает Офелия. Ее волосы завязаны в хвост, несколько вьющихся фиолетовых прядей обрамляют лицо. Она оборачивается, чтобы взглянуть на меня, и стреляет в меня веселой улыбкой. – Да ну, давай, трусишка.
Я сердито смотрю на нее, но опускаю руки, чтобы не выглядеть так настороженно. Ей понадобилось несколько часов, чтобы прийти в себя после группового занятия. Но сейчас она вернулась к своему привычному положению, или просто очень хорошо притворяется.
— Ты уверена, что хочешь это услышать? Они довольно страшные, – мрачно говорю я. На ее лице расцветает любопытство.
— Да, скажи мне.
— Предупреждаю, ты будешь слишком испугана, чтобы спать в одиночестве.
Она смеется и падает на диван с цветочным принтом в центре комнаты.
— Испытай меня, – решается она и похлопывает по месту рядом с собой. Я улыбаюсь и сажусь. Офелия подтягивает ноги и игнорирует тот факт, что она находится в платье. Мне приходится очень сосредоточиться, чтобы не отводить взгляд от ее лица. — Ну что? Продолжай, – уговаривает она меня.
Я прочищаю горло.
— Целых пятнадцать нынешних жителей «Святилища Харлоу» утверждают, что слышали или видели странные и страшные вещи в этой комнате. – Я рассказываю своим голосом, и независимо от ее усилий, уголки ее губ поднимаются. — Иногда это был тихий плач под покровом ночи, иногда стук клавиш пианино. Кто-то утверждал, что видел мужчину, который бегает из одного конца комнаты в другой. Но большинство слышали звук дверей, скрипящих всю ночь, топот холодных неодушевленных ног по коридорам, которые всегда, всегда возвращаются в эту комнату.
Глаза Офелии широко раскрыты от внимания, и я не пропускаю ее неглубокий глоток.
— Что ты думаешь? Неужели призрак пытается устроить переполох?
Она настороженно оглядывается вокруг, словно теперь осознает, что в комнате полумрак. Дождь, зловеще стучащий в окно ритмичными узорами. Ее взгляд возвращается ко мне, и я расплываюсь в широкой улыбке.
— И кто теперь трусишка? — я дразню ее.
Ее смех мгновенный, она наклоняется вперед и толкает меня. Я следую за движением, позволяя своему телу упасть обратно на диван. Моя бейсболка падает с краю. Я смотрю в потолок и смеюсь вместе с ней.
Руки Офелии опускаются с обеих сторон моей головы, когда она двигается надо мной. Тело не касается моего, но она так близко, что тепло кожи смешивается с моим.
— Я думаю, что ты все это придумал, чтобы напугать меня, – уверенно говорит она.
Моя губа дергается. Хотел бы я это придумать.
— Простите, мисс Розин, боюсь, что нет, – отвечаю я, опираясь на локти.
Она садится назад на корточки, а я поднимаюсь вместе с ней и не отстраняюсь, когда наши плечи касаются. Мы сидим лицами к большому эркерному окну, глядя на горы и густые ряды деревьев, злобно надвигающиеся облака обещают дождь. Я вдыхаю и снова улавливаю ее аромат роз. Он тонкий, едва ощутимый.
— Мисс Розин была моей мачехой. Называй меня Офелией, – говорит она, и я слышу гнев в ее голосе. Хотя взгляд, который она бросает на меня, игривый и дразнящий.
Я заставляю себя повернуть взгляд на лес и облака, не отрываясь от окна, когда отвечаю:
— Ладно. Значит, Офелия.
Пауза.
— Или роза1. Я...не против, чтобы меня называли розой, если тебе больше нравятся прозвища.
В ее тоне чувствуется уязвимость. Я обращаю свое внимание на нее, она выглядит такой маленькой рядом со мной.
Ее глаза встречаются с моими, но никто из нас не говорит. Наши щеки покраснели, и прежде чем я успеваю открыть рот, чтобы что-то сказать, доски пола за диваном скрипят.