— В самом деле? Где?
— Пойдем, я покажу тебе.
Лэнстон ведет нас вдоль «Харлоу» обратно в оранжерею. Мы проходим мимо столов с растениями и направляемся в конец. Вчера я не увидела дверь сзади, заросшую папоротником. Но вот они. Ручка латунная выглядит ржавой, будто ею не пользовались долгое время. Лэнстон вращает ею, и ему приходится несколько раз толкнуть ручку, прежде чем она открывается.
— Очаровательно, – ворчу я, морща нос от запаха плесени, витающего в комнате.
— Ты даже не представляешь.
Голос Лэнстона низкий от отвращения, когда он ведет нас в комнату. Включает единственную лампочку, качающуюся на шнуре вверху. Комната хмурая и пыльная, в центре пола — канализационный сток, покрытый ржавчиной.
— Боже мой, это противно.
Я прикрываю рот и настороженно оглядываюсь на полки, заставленные вещами, которых никто не касался годами, — коробки и ящики, наполненные бумагами и случайным инвентарем по уходу за газоном. Когда мой взгляд скользит по полкам, останавливаясь на вешалке с висящими на крючках куртками, кажется, что под ними может что-то быть.
Я сжимаю руку Лэнстона, он смотрит на меня, а потом следит за моим взглядом.
— Не может быть, – говорит он раздраженно.
Подходит к вешалки и поднимает первую куртку, осторожно, чтобы не пачкаться пылью или грязью. Черное пальто падает на пол, следующее – коричневое, затем женский маленький кардиган. Под ним потертая сумка. Мы оба застываем. Лэнстон оглядывается на меня с тревожным выражением лица.
— Прошло столько времени, и сумка все это время была здесь? – мрачно спрашиваю я.
Лэнстон строго кивает, поднимая ее.
— Лучшие тайники на виду. Кросби часто приходил сюда, чтобы наказывать Лиама.
Мышцы моего желудка спазмируют от этой картины. Я их не знаю и не знаю, за что их наказывали, но красные пятна на цементном полу позволяют легко вообразить отвратительные вещи. Мы спешим обратно в «Харлоу», стремясь поскорее покинуть складское помещение. Коридор, ведущий в музыкальную комнату, пуст. Все остальные призраки, должно быть, уже спят в это время. Хотя мы вернулись гораздо позже, чем обещали, Елина и Поппи ждут внутри, лежа на полу, а Чарли сидит напротив них и играет в шахматы. Камин в углу мерцает над ними теплым рассеянным светом. Их спокойный и милый вид, полупьяные улыбки и бокалы вина делают их достойными для живописи. Такую сцену можно увидеть в музее, где только несколько человек останавливаются, чтобы посмотреть на нее.
Они втроем приподнимают головы, и я вижу, как на их лицах появляется неверие. Чарли приподнимается на локтях.
Лэнстон пересекает комнату и опускается на колено, передавая сумку законному владельцу. Чарли поначалу колеблется, почти отрицая, что мы ее нашли. А может быть, это страх перед тем, что ждет его, если эта фотография позволит ему уйти.
Сажусь рядом с Лэнстоном и Поппи, от волнения и неуверенности у меня перехватывает дыхание, и я покачиваюсь, пока Чарли медленно открывает свою сумку. Его карие глаза смягчаются, когда он, кажется, узнает содержимое внутри.
— Это оно, – шепчет он. Наступающая после этого тишина напряжена; никто из нас не решается дышать, пока он достает очки, старую книгу, а затем выцветшую фотографию. Подносит ее к камину, по его щекам текут слезы. — Моя любимая. – Его голос слаб, он прижимает фотографию к груди, словно не может выдержать разлуки с ней больше ни минуты.
Я восхищаюсь его преданностью и любовью к ней. Его любовь неутомима, даже после стольких лет. Мой взгляд переходит на Лэнстона. Его шея открыта для меня, и с того места, где я сижу, вижу только тыльную сторону его подбородка. Каждая выемка его тела прекрасна. Я представляю, как бы он любил меня так же сильно, как Чарли любит свою утраченную любимую. Желая и всегда стремясь к моему присутствию, он бы рисовал круги на моей коже кончиками пальцев? Покрывал бы поцелуями нежную плоть моей шеи?
Лэнстон, видимо, чувствует на себе мой взгляд, потому что возвращается и встречается с моим взглядом. Он смотрит прямо мне в душу, тысячи угольков мерцают в его карих глазах. Я могла бы поцеловать его и больше ничего не знать, потому что сейчас не уверена, что что-то другое имеет значение.
Только он.
Елина охает.
— Чарли, что происходит?
Звук ее панического голоса привлекает наше внимание к Чарли. Мои глаза расширяются. Он исчезает, но, кажется, полностью смирился с этим и успокаивающе улыбается.
— Я наконец готов, – говорит он. Я никогда не слышала такого спокойного голоса. Он смотрит на каждого из нас и закрывает глаза. — Спасибо, что помогли мне уйти. Может быть, мы еще встретимся.