— Они, безусловно, были несчастными, – отвечает она с безэмоциональным выражением лица.
Ее глаза опускаются к моим губам, и я наблюдаю, что в ее голове проносятся те же мысли – накинутые одеяла, спутанные конечности, тесно прижимающиеся друг к другу. Наша кожа обнажается и становится гладкой, когда мы соединяемся, когда растворяемся друг в друге. Щеки краснеют, она отворачивает голову. Я протягиваю руку и осторожно беру ее за подбородок, поворачивая лицо к себе.
— Что тебя так поразило? – шепчу я.
В темном купе поезда, в одиночестве, мне кажется, что даже призракам приходится говорить вполголоса. Ее нос находится всего в дюйме от моего. Цветочный аромат, исходящий от ее волос и улыбки, заставляет меня испытывать к ней такую страсть, какую только может испытывать человек к другому человеку. Она затаила дыхание, не уверена, стоит ли отвечать. Я жду, и за прошедшие несколько минут знаю, что буду терпеливо ждать всего, что она скажет.
— Ты так легко говоришь, что у тебя в голове...Я тоже хочу поделиться с тобой, но не могу заставить себя сказать. Может быть, я могла бы записать это для тебя? – Офелия говорит нерешительно, словно ожидает, что ее прервут. Интересно, сколько раз она пыталась открыться, но ее слова и идеи попадали в закрытые, жестокие уши.
– Я бы не хотел ничего больше, – говорю я, успокаивая ее. Она загорается, и ее глаза мерцают, как лужи меда. — При одном условии.
Офелия удивленно приподнимает бровь. На моих губах расплывается милая улыбка. Это самое искреннее чувство, которое я испытывал за долгое время.
— Если ты дашь мне письмо, я дам тебе рисунок. Нам никогда не нужно говорить о том, что мы прочли или увидели; нам нужно только принять это.
Из ее уст вырывается короткое дыхание, и она смотрит на меня.
— Но стоит ли этого хотеть?
— Тогда мы можем говорить до восхода солнца.
— А если нам нужно больше времени?
Я смеюсь, восхищен этим милым, сломанным привидением.
— Тогда мы будем говорить, пока наши голоса не смогут больше нести вес наших слов.
Она дарит мне дерзкую улыбку и спрашивает:
— А если еще больше?
— Когда наши голоса замолчат, я проведу пальцами по твоей коже и расскажу тебе истории своим прикосновением.
Офелия молчит, кратко изучая мои черты лица, прежде чем шепчет:
— Почему ты так добр, Лэнстон? Я ведь плохой человек.
Слабость в ее тоне выдает все эмоции, которые она отказывается показывать. Это признание причиняет боль, оно болезненно распирает мою грудь, как когда-то смерть.
— Почему ты не считаешь себя хорошим человеком?
Она только закрывает глаза.
— Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе в письме.
Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь своим лбом к ней. Она смотрит в мои глаза, прежде чем они мягко закрываются. Моя рука опускается на изгиб ее талии, и я целую ее. Частица моей души открывается, и она тянется прямо к моей груди. Офелия выгибает спину, чтобы приблизиться, наш поцелуй становится глубже, когда она проводит пальцами по моей челюсти. Кровь приливает в мой члены, когда наши языки преследуют друг друга. Все тело Офелии томится в моих объятиях, отдаваясь мне. Ее руки спускаются по моей шее и скользят по ключицам, посылая мурашки по хребту. Мой член болезненно пульсирует под штанами, пока мы кутаемся в одеяле. Офелия лежит на полу подо мной, когда я разрываю нашу связь и начинаю укрывать ее шею поцелуями, покусывая кожу так, что с уст слетают тихие стоны.
— Лэнстон, – восклицает она, перебирая пальцами мои волосы, пока я стягиваю платье с ее плеч и спускаю ее вниз, обнажая ее грудь.
Провожу языком по плоти, всасываю сосок в рот, вращаю языком по нему. Она извивается подо мной, с губ срываются хриплые крики и стоны. Я могу сказать, что она хочет большего и нетерпеливо ждет этого. Мрачный смешок вырывается из моего горла, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее, и вижу отчаянный взгляд, устремленный на меня. Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, она издает тихий, слабый звук, когда я прижимаю свою эрекцию к ее сердцевине.
Руки Офелии проскальзывают под мою рубашку и спускаются ниже в брюки. Я улыбаюсь ей в губы.
— Ты хочешь большего?
Офелия кивает, опьяненая от сладострастия. Расстегивает мои штаны и дергает их вниз. Сухой смех вырывается из меня, я прячу лицо в ее волосы, нахожу ухо и нежно прикусываю. Она тяжело дышит, высвобождая мой член, быстро обхватывает его рукой, вызывая низкий стон, который срывается с моих уст.
— О, блять, – слабо произношу я, когда она начинает двигать рукой вверх и вниз. Ее нежные пальчики ласкают меня до самого кончика и в медленном ритме опускаются назад к основанию. Я смотрю на нее сверху вниз, кусая нижнюю губу Офелии. Глаза полны жажды, похоти, они хотят, чтобы я прикоснулся к ней. Кто я такой, чтобы отказывать?